У входа, опустив голову на кривые лапы, лежал бульдог. Учуяв постороннего, он поднял брылястую мордаху и дружелюбно завилял культёй. Нэнси, несмотря на всю уветливость пса, всё же захотелось убрать его подальше. Собака словно почувствовала и эту категоричность, и отрицательный оттенок, кажется смутилась, стыдливо покинула свой пост. Нэнси мысленно отправила четвероногому «спасибо», облегчённо вздохнула и толкнула дверь. Впрочем, памятуя об аварийности постройки, сделала это предельно деликатно. К нежности и прочим ласкам дверь оказалась не привыкшей — и не поддалась. Нэнси налегла хрупким плечом, но та только усмехнулась скрипом. Сзади зашоркали чьи-то быстрые шаги и стремительный человечек, удивлённо осмотрев молодую женщину с головы до ног, ухватился за ручку и дёрнул на себя. Дверь, как в сказке, отворилась. Завихрилась в воздухе пыль и в нос ударил запах сварного железа, окалины и штукатурки. В перспективу от входа уходил длинный и узкий как стрела коридор, по которому неспешно сновали люди, перетекая туда-сюда из смежных помещений. По-джентльменски Нэнси пропустили вперёд, придерживая дверь распахнутой.
— Вам точно сюда? — с сомнением отозвался человечек, словно пытался усмотреть в ней неприятеля или лазутчика.
Нэнси пришлось повторить вопрос.
— Савелий? — наморщил он свой лоб и переспросил на всякий случай: — Он лодочник или моторист?
— Простите?
— Чем торгует: лодками, моторами? — терпеливо растолковал ей человечек. — Первые сидят внизу, вторые — наверху.
— Слонячит он… — не растерялась Нэнси, припомнив слышанный уже однажды жаргонизм, — торгует посудой.
— Посудой? Нет, вы наверно ошиблись.
— Охранник сказал — здесь, — упрямо повторила Нэнси, но упорство и настырность облетали с неё, как листья на ветру, многократно перемноженные утомлением и затянувшимися розысками. — Он старьёвщик… антиквар.
— Ах, антиквар? Так бы и сказали. — Лицо человечка разгладилось и полыхнуло ясностью. — Судовые приборы и морской антиквариат — это к Шпигелю вам надо заглянуть. — Он хлопнул ладонью о пиджак, стряхивая пыль, и указал на лестницу. — Двигайте до упора. Слышите, до самого конца.
Приободрённая наводкой, Нэнси переложила лямки на спину и, словно бурлак, потянула за собой непомерную ношу, взбираясь наверх по бетонным ступеням. Под ногами что-то незримо похрустывало, словно она топталась по новенькой крахмальной скатерти. Навстречу ей тянулись ручейками разновозрастные мужики, но ни одной представительницы слабого пола не попадалось на пути. Мужчины поспешно сторонились и провожали Нэнси удивлённо-сочувствующими взглядами.
На лестничной клетке второго этажа появился настойчивый гул людского улья — у мотористов было оживлённей, чем у лодочников. Держа в памяти напутствие мимолётного знакомца, она двинула дальше. Пролёт за клетью поспешно погрузился в полумрак, который с трудом ворочала под потолком полунакальная лампа на голом проводе. Из широкой и бетонной лестница вдруг обернулась в шаткий сварной каркас на узком косоуре. Перила отсутствовали вовсе, а рыхлые ступени из наваренных прутов гуляли ощутимой деформацией. В страхе Нэнси запрокинула голову. Балансируя, как эквилибрист, предстояло преодолеть один пролёт. Указатель в виде листа со стрелкой вверх, прикнопленный к пробковым панелям батареи отопления, приободрял. Разлинованными печатными буквами под указателем значилось, что наверху её ждёт «Старинное оформление корабельных и судовых интерьеров». К тому же оттуда, сверху кто-то призывно бубнил. Тонкие стены скрадывали верхние регистры голосов, но по мере приближения к заветной цели неразборчивый бубнёж складывался в отчётливые фразы.
— Умный ты, — говорил один, с легко улавливаемой нотой раздражения. Голос принадлежал старику: был с тягучим гортанным придыханием, с хрипловатым тембром и бренчавший, как ложка в щербатой чашке. — Умный, но бздливый. Скоро распечатаешь шестой десяток, а всё ведёшь себя как девственник на оргии.
— Фалик, я не бздливый, — усмехался другой голос, и Нэнси его узнала — торговец Сава, — я осторожный, а осторожный потому, что, как ты правильно заметил, пару извилин в башке всё же имею.
Фалик не успел что-либо возразить, хотя судя по перекосившей его лицо мине, очень хотел. Он так и застыл с раззявленным ртом, в уголках которого застоялась белесая пена. Плечи его передёрнула судорога, потому что в проёме в это мгновение вспыхнул силуэт, и в комнату, отдуваясь, протиснулась краснолицая от напряжения Окунева. Болтающийся сзади наперевес через плечо сумарь сильно увеличивал её пристойные габариты.
— Девушка, мы ничего не покупаем, даже если это что-то — по акции три за два или один плюс один. Понимаете? Нам ни-че-го не нужно!
— Фалик, Фалик, легче! — одёрнул Сава раскипятившегося старика. — Это ко мне. Ну?