Симптом страха

Когда Тарас улыбался, в уголках его безмятежных, чуть-чуть восточных глаз собирались тонкие морщинки, придавая лицу благосердый вид. Случалось это часто. Можно сказать, улыбаться — было привычным бубыным состоянием. Вот и сейчас он растянул губы в снисходительной усмешке, позволяя демонстрировать тонкий расчёт на ответ-ловушку.

— Ага, именно что намывали, — хохотнул он. — Его так и называли в шутку «ночное золото». Из погожих мест.

— Из отхожих! — поправила Ленка. — А почему «золото»?

— Старались, наравне с золотодобытчиками, — признала возможной другую версию Нэнси. — Неспроста же их называли старателями.

— Я думаю, это был стёб, — простодушно сказала Ленка. — А ещё я думаю, не надо бороться с теми, кто портит воздух в сие граде. Если угодно, это наша… — она не отказала себе в удовольствии покатать во рту, как шарик подтаявшего мороженого, со смаком, это словечко, — м-м-м, наша культурная идентификация… наравне с шавермой, поребриком и булкой.

— Важно понимать, что ты всего лишь человек, и не притворяться говном.

— Буба! — укоризненно покачала головой Ленка.

— А что? — сказала Нэнси. — Всё правильно. Европейцы говорят, что японский лотос пахнет как роза. Но ведь это роза пахнет как японский лотос…

Выбор «поляны» для пикника пал на Ленку, единственной желавшей признавать смрадный феномен петербургской идентичности. Искусственная низина для водного стока, куда была свалена часть ремонтной лебёдки, благоухала особенно. Буба ухватился за конец троса, сбухтил его на локоть и зашвырнул подальше, дабы не мешал репетиции. Как на заклание, в центр лобного места был водружён складной стол и три дачных стула. Красивым и могучим белокрылым взмахом Ленка покрыла дешёвый пластик столешницы камчатной скатертью, а Нэнси помогла расставить столовые приборы. Омлет томился тут же, на медленном огне туристического примуса под крышкой глубокой чугунной сковородки, фамильной святыни Бориса Ильича, оставленной в безвозмездное пользование.

— Отсюда завтра, — мечтательно проговорила Ленка, принимая из рук Бубы тарелку с порцией яичницы, украшенной листиком-двумя подвялой петрушки, — мы будем пускать небесные фонарики желаний, а ты, Тарасик, я надеюсь, всё же окунёшь нас с головой в чарующий мир музыкальной перкуссии.

— Лучше: не окунёт, а макнёт. Стилистически больше подходит к месту. — Нэнси выстраданно улыбнулась и покорно повязала воздушный бантик на устах. — Прости, ничего не могу поделать со своим сарказмом. Но разве тебя не напрягает этот запах?

Ленка строго, как завуч на нерадивого ученика, посмотрела на подругу.

— Хочешь историю? Недорого.

— Даже не буду торговаться.

— Тогда слушай! — Ленка проделала полубандюганский жест, подсмотренный в американских фильмах: приблизила пальцы к своим глазам и ткнула ими же в глаза подруги, мол, я за тобой присматриваю, красотуля. — В усцелемовском зверинце побывали неподкупные сотрудницы из какого-то природоохранного комитета. Ну такие, знаешь, тётки, по центнеру каждая, которые любят всех и каждого гиперопекать своей заботой. «Ты шапку одел?». «Закрой рот и ешь!». Ну и так далее. Пощёлкали поверенными приборами… потом своими официальными физиями и выкатили во-от такое извещение, мол, обратите внимание на выбросы в воздух вредных веществ при закваске кормов. — Ленка зло ухмыльнулась. — Это, безусловно, самое важное, на что надо обратить внимание! Вика, конечно, выпендрилась: заказала десяток тропических улиток. Ахатина фулика. Мезофауна родом из тех краёв, откуда старая коза Абени.

В этом месте ухмыльнулся Тарас. Барабан, обтянутый козлиной кожей, скорее всего, был из Гонконга, но легенда о его африканских корнях обихаживалась едва ли не крепче, чем легенда об уроженке Тибета Тамаре, заказанной у мастера Виталия Чжун-гьяо из далёкого прекрасного Хабаровска.

— Их используют, — продолжала Ленка свою историю, — для биоиндикации водных и воздушных сред. Они реагируют на появление вредных веществ даже в микроконцентрациях. Так вот, короче, на второй день пребывания в нашем уютном зооуголке улитки захандрили. Усцелемова свой эксперимент свернула. Понятно же, что тёткам из комитета показывать больных моллюсков, что расписываться в своей некомпетентности. А поскольку улитки жутко дорогие, директриса решила их полечить свежим питерским воздушком. Хм, да. Не придумала ничего лучше, как отправить на Пироговскую набережную к крейсеру «Аврора». Делегировала сотруднику задачу выдвигаться вместе с террариумом. Вечером того же дня ахатины кончили своё земное поприще. Отдали улиточному богу душу — все десять штук!

— Где мораль истории? — спросила Нэнси.

— Мораль же в том, что прекрасный грязный Петербург несовместим с жизнью этих нежных созданий, не привыкших вдыхать вонь и смрад большой помойки. Зато он совместим с петербуржцами и гостями города, потому что человек — не улитка, выдюжит и не такое.

— Вот спасибо на добром слове.

— Ты привыкнешь! — без всякой злобы, просто констатируя, повторила Ленка.

— Чему поклонишься, тому и поглумишься, — примирительно сказал Тарас.