Симпозиум мыслелетчиков

— Думаю, что да. Ты разговариваешь со мной, как старшая сестра, вводящая мальчика в жизнь, а я подозреваю, что ты еще играла в песочек, когда я сдавал выпускные экзамены.

— Я никогда не играла в песочек, — Кома сказала это спокойно, и все-таки ему почудилось, что он ее обидел.

— Ну, пусть сравнение и неудачное, — заметил он, оправдываясь. — Но все равно ты моложе меня. Мне кажется, тебе есть что мне сказать, и я бы хотел, чтобы ты сказала об этом просто и ясно.

Она немного помолчала, потом, улыбнувшись, ответила:

— Корн, я скажу тебе только одно. Разговор с тобой — моя работа. Я знаю, что делаю, и поэтому нам придется еще немного побеседовать. Разве что ты очень устал…

— Я не устал, но мне бы хотелось скорее покончить с этой процедурой. Потом я буду разговаривать с тобой на любые темы.

— Не думаю, чтобы ты сюда вернулся. Скажи, ты когда-нибудь хотел стать космонавтом?

— Каждый мальчишка мечтает об этом.

— Но потом ты мечтал еще и о другом?

— Возможно… когда-то. Не помню.

На самом деле он помнил. Это было, когда вернулась первая венерианская экспедиция. На экране телевизора он видел толпы, флаги с серебряными знаками космонавтов и цветы, которые девушки бросали в машины. А в машинах сидели люди, знакомые по фотографиям, люди, вернувшиеся оттуда.

Тех, что возвратились в металлических ящиках, стоявших в трюмах ракет, не показывали, но их гибель только подчеркивала героизм живых. В тот раз еще он опоздал в кино, потому что телепередача была длинной, а он хотел посмотреть ее всю. Но тогда ему было уже столько лет, что он не мог представить себя улыбающимся в автомобиле вместе с ними. Может, он в ту пору еще воображал, как покидает ракету там, на Венере, погружается в скафандре в белые испарения планеты.

— Я — космонавт? Мне как-то трудно это себе представить, — сказал он.

— Экспедиции к отдаленным планетам, возвращение через несколько лет…

— Нет, это не по мне.

Она снова помолчала.

— А имя профессора Бедфорда тебе не знакомо?

— Нет. Какое-то изречение, теорема? Или я должен помнить его по выступлению на каком-нибудь съезде?

— Нет. Он жил очень давно. Еще до твоего рождения. Твой отец наверняка знал это имя.

— Так позвони ему и спроси.

— Не шути.

— Я говорю серьезно. Если тебе это нужно…

— Я-то знаю, кто такой Бедфорд. Он вошел в историю как первый человек, позволивший себя заморозить. Он умирал от рака, и когда его признали безнадежным больным, тело его охладили, так что жизненные процессы в организме приостановились. Потом его заключили в герметическую оболочку и погрузили в жидкий азот. Теоретически процесс был обратимым. Но только теоретически. В то время никто не мог вылечить такого больного.

— Он решил подождать иных времен? И поэтому… заморозился?

— Подождать, пока люди не научатся возвращать замороженным телам жизнь и лечить рак. Для него время остановилось.

— Он умер.

— Нет, он… ждет. Это промежуточное состояние между жизнью и смертью — ожидание. Когда находишься вне времени. Состояние, в котором космонавты летят к Урану и Нептуну. Когда Бедфорд проснется, в глубине космоса разгорятся новые солнца.

Он заметил, что глаза ее неподвижны и черты лица стали резче.

— Для него время тоже будет проблемой? — спросил он наконец.

— Да.

Корн понял. Он долго молча смотрел на стены, горевшие неизменным светом, наконец спросил:

— Сколько… сколько лет?

— Сорок один год. Сорок один год миновал зимой.

— Это много? — задал он бессмысленный вопрос.

— Много, — ответила Кома.

Витольд Зегальский Состояние опасности

— Конечно, справишься, — Арат протянул на прощание руку.

— Через несколько месяцев пришлем замену. Ты должен выдержать.

Тед пожал протянутую руку и кисло улыбнулся.

— Понимаю, — сказал Арат, — но мы не можем дать тебе никого. Сам знаешь — у всех работы по горло. Правда, объект маленький, устаревший, но техконтроль не обнаружил крупных дефектов, так что особых забот у тебя не будет. Пока довольно одного человека, а потом переведем на полную автоматику. Ну, держись, старина!

Арат помахал рукой и пошел к вертолету. Тед смотрел, как он, покачиваясь, поднимается по ступенькам, закрывает дверцу, садится рядом с пилотом… выглядывает из кабины.

— Да посмотри как следует, может, все-таки найдешь хоть какой-то след Макса! — крикнул он, но его голос утонул в шуме моря. Вертолет дрогнул, медленно оторвался от бетонной плиты и, сделав круг над площадкой, помчался на запад.