Женни спрятала деньги.
– Мне нужны новые туфли, – сказала она и опять зевнула.
– Боже, Женни! Ушам своим не верю! – завопил кельнер. – Да я тебе двадцать пар куплю – или сколько захочешь! – Он вытер руки кухонным полотенцем. – Ты что, устала?
– Нет, – сказала она. – Здесь просто мало света.
– Сварить тебе еще кофе?
– Не надо, – сказала Женни и кончиком пальца подтолкнула сигарету, чтобы она не высовывалась за край пепельницы. – Со мной все в норме. Я правда чувствую себя хорошо. – Она осторожно поднесла полный стакан к губам и начала пить, а кельнер, уперев руки в боки, наблюдал за ней.
Глава 17 – Долги
Проведя пять дней в городе, мы еще ничего не успели посмотреть, кроме статуи Свободы, Всемирного торгового центра и Музея естественной истории. Около одиннадцати утра по телевизору объявили, что температура уже поднялась до ста одного градуса по Фаренгейту, а это, согласно пересчетной таблице в Бедекере, соответствует тридцати восьми и тридцати трем десятым градусов Цельсия. Всё кругом теплое и влажное, даже сиденье унитаза, книжки и те как-то искривляются.
Кондиционер не работает. Он вмонтирован в левое окно над нашей двуспальной кроватью и выглядит, как задняя стенка допотопного телевизора, но зато обеспечивает нам двадцатипятипроцентную скидку при оплате этой квартиры гостиничного типа, которая принадлежит Альберто, испанскому архитектору. Левая стена до самого потолка – зеркальная. Поэтому мы постоянно видим себя: по пути в ванную или к входной двери, когда обходим вокруг большого стола или направляемся в кухонный отсек.
Ханни лежит ничком, отвернувшись от меня. Правой рукой придерживает волосы на затылке. Ее попка и тонкая полоска под лопатками – белые. Подложив обе подушки под спину, я читаю вслух статью из «Гео»[30] – о жизни евреев на Краун-Хайтс.
– Ты спишь? – спрашиваю.
Голова Ханни шевельнулась: «Нет».
Нам обоим снятся забавные вещи. Вчера ночью это было скорее ощущение, ситуация: моя кровать и постельное белье превратились в некую азиатскую гавань, иллюминированную – поскольку я смотрел на нее вечером или ночью – многочисленными огнями. Все подо мной казалось живым, и куда бы я ни положил голову, под ней копошилась жизнь, жужжали чьи-то голоса и сообщения, отчасти адресуемые мне. Я не избавился от этого сна, даже когда сходил в туалет, и успокоился только утром, будто сама кровать подо мной наконец уснула.
– Открыть окно? – спрашиваю я. Ханнина голова совершает неуловимое движение.
– Значит, нет?
– Нет, – бормочет она, уткнувшись подбородком в простыню. Ночь за ночью, когда мимо нас проезжает уборочная машина, у какого-то автомобиля включается сигнал тревоги. Я уже знаю, что последует дальше: сирена, двухсекундный перерыв, потом все сначала. Кроме того, иногда дребезжит пожарная лестница. Резервуар для воды на крыше напротив течет, и потому нам все время кажется, будто мы слышим шаги. Каждое утро что-то каплет на наш кондиционер. Возможно, это жильцы этажом выше поливают цветы. Из-за марли от мух, натянутой на окно, невозможно высунуться наружу.
– Хочешь чего-нибудь выпить? – спрашиваю.
– Читай дальше.
– С меня хватит, – говорю я. – Заварить чаю?
– Не хочу никакого чаю. Ты вчера все бабки спустил.
– Не все, – говорю я.
– Ну, пусть не все, – говорит Ханни, поворачивает голову и смотрит на меня. – Почему ты ничего не сказал сразу, когда это случилось?
– Мне правда очень неприятно, – говорю я, перелистывая номер «Гео». – Чувствую собственную неполноценность, будто мне руку или ногу ампутировали.
– Бог мой! Да какая разница, что ты чувствуешь! – она переворачивается на спину и садится. – Разве тебе так уж плохо? В кои-то веки у меня выдалась неделя без стресса, и тут тебе вздумалось пожить на одном хлебе и воде!
– Да, – говорю я, – ощущение не из приятных.
– Это твоя проблема, – говорит Ханни. Она накручивает волосы себе на руку, а другой рукой пытается нащупать оставленную на тумбочке заколку. Нижние половинки ее грудей – белые. – Прости, – говорит она, – но это действительно твоя проблема. У меня, во всяком случае, кредитную карту не закрыли! Я еще имею кое-какие сбережения. А раз так, я хотела бы, чтобы мы весело провели вечер и проехались на каком-нибудь длинном лимузине. И я не прочь посидеть в таком ресторанчике, где кельнер объясняет тебе меню, а на столе горят свечи. И из окна открывается красивый вид. Кроме того, я бы с удовольствием покаталась на вертолете и сходила в музей Метрополитэн. Между прочим, я могу позволить себе заплатить за тебя. И за итальянскую минералку.