Simple Storys

– Тебя из-за этого уволили?

– Что?

– Ты ведь, кажется, числился там большой шишкой?

– Когда удавалось кого-то поймать, за это всегда давали звезду, ну и? Я-то тут при чем? Те, другие, были членами боевой группы.[27]

– Тогда из-за чего?

– Я думал, Зевс, мы здесь рыбалкой занимаемся…

Шуберт засмеялся и еще раз дотронулся до своего стеклянного глаза.

– Последнему, кто назвал меня Зевсом, это не пошло на пользу. – Он ударил ладонью по брезентовому скату. Сверху закапало. – Отнюдь.

– Ты как ребенок. – Бертрам перехватил руку Шуберта.

– Да, – сказал Шуберт, – я старый и ребячливый.

– И сентиментальный.

– Тебе виднее. В моем деле, во всяком случае, твоей подписи нет. Тебе вообще стоило бы больше радоваться жизни, по крайней мере когда ты на рыбалке.

Бертрам отпустил руку Шуберта.

– Та шлюшка, – сказал он, – которая тебя обирает… Это из-за нее ты такой счастливый?

– Она не…

– Она… именно что шлюшка, младше вашей Конни.

Шуберт опять ударил по брезенту.

– Слышь, Зевс, – позвал Бертрам и перевернулся на другой бок. Потянул край спального мешка на плечо. – А Марианна не удивляется, что ты так зачастил в Берлин? – Бертрам приподнял голову.

– Нечего особенного и не было, – сказал Шуберт после некоторой заминки. Он опять просвистел пару тактов из «Yellow Submarine». С того берега донесся автомобильный гудок. – Ладно тебе, Петер, – сказал Шуберт. – Мы с тобой друг друга давно знаем. – Он пригладил себе волосы. – Может, для нас все это и не так плохо.

Бертрам звонко расхохотался.

– Всех ты уже так и так не поимеешь!

– Ты рассуждаешь, – сказал Шуберт, – как старик. Вместо того чтобы приискать себе хорошую подружку, ты пишешь – выделяешь из своих пор – такие мерзости, что их и печатать-то никто не желает.

– Ах, значит, теперь ты воспринимаешь это как мерзости?

– Я имею в виду, что тебе нужно просто поискать женщину.

– Теперь это мерзости?

– Петер, голубчик, не надо так кипятиться…

– Я только спрашиваю, неужели все, что я пишу, теперь вдруг стало для тебя мерзостью. Я припоминаю совсем другие твои реакции, настоящее воодушевление, например, – или я не прав?

– Ты должен признать, что все это…

– Ну?

– Не совсем нормально.

– Не совсем нормально? – Петер приподнялся на локтях. – Почему же тогда ты хотел купить у меня эти мерзости? Почему делал для себя ксерокопии? Почему говорил, что когда читаешь их, у тебя встает? Или все дело в том, что тебе уже и это не помогает?

– Вздор, – сказал Шуберт.

– Может, из нас двоих именно Зевс уже не совсем нормален? Иначе зачем бы ты стал платить этой шлюшке, которая, по твоим словам, не просит денег?

– Я ценю то, что она для меня делает, – сказал Шуберт.

– Сказать тебе, почему ты это ценишь и почему должен ей платить?

– Я хочу ясности в отношениях, ничего больше. Она живет своей жизнью, я – своей, но мы иногда встречаемся. Потом я даю ей деньги, и мы расстаемся.

– Мне бы твою фантазию, – сказал Бертрам. – На самом деле, во-первых, малышка хочет хоть что-нибудь получать за свои труды, а во-вторых, ты сам хочешь получить от нее кое-что сверх обычной программы – парочку деликатесов, которыми, насколько я тебя знаю, не прочь побаловаться, или я ошибаюсь, Зевс?

Ветер толкнулся в брезентовый верх палатки. Бертрам опять поднял голову.

– И что за мысли у тебя, Петер… – сказал Шуберт.

– А как еще могу я о тебе думать – о человеке, который читает мерзости?

– Прекрати, Петер!

В следующее мгновение оба вскочили на ноги.

– Быстрее! – крикнул Бертрам. Поплавок крайней удочки дернулся.

Чуть позже Шуберт уже шагал – так сказать, на поводу у карпа – вверх по течению, в сторону электростанции.

– Отпусти еще леску, он тянет! Ну же, ну, нуу! – кричал Бертрам, хлопая от возбуждения в ладоши. И услышал, как зажужжала, разматываясь с катушки, леска. Если не считать легкого потрескивания в электропроводах да шуршания шин редких автомобилей, одолевавших гравийную дорогу на другом берегу, вокруг царила полная тишина. Когда Бертрам обернулся, Шуберт уже шел ему навстречу.

– В чем дело? Я, когда приходит мой черед, бегаю до самой электростанции… Эй, Дитер, – кричал Бертрам, – я хочу увидеть бурлящую воронку, большую! Хочу увидеть настоящее вываживание!

В то же мгновение удилище из модного углеволокна изогнулось, будто вдруг ожило. Шуберт вытянул обе руки вперед, и леска опять стала с жужжанием разматываться.

– Не корчи из себя невесть какого профи!

Бертрам мигом притащил сачок. Шуберт присел на корточки, по-прежнему держа в вытянутых руках удочку, верхним концом почти касавшуюся воды. Теперь он сматывал леску.

– Такого просто не может быть! Так легко карпы не ловятся. Или твой сорвался? – Шуберт поднялся на ноги и опять потащился за рыбиной вдоль реки, на сей раз вниз по течению. Было уже не так холодно. Постепенно становились видны очертания противоположного берега, разделительные полосы на шоссе и фары автомобилей.

Внезапно леска натянулась, кончик удочки нырнул в воду. Шуберт сжал зубы. На лбу и висках у него набухли вены, под подбородком резко обозначились сухожилия.