Симода

А японцы его подвели. Промахнулся! Разве в них дело? Вот что бывает, когда сживаешься. Но, право, все же он велик. Хотя расхлебывать придется нам или нашим детям! Как он сглупил! Хоть и велик! Право, перестарался!

Можайский молчит, волнуется за своего адмирала.

После грома музыки и маршировки па палубе почетного караула коммодор, капитан и офицеры перешли с гостями в салон.

Генри Адамс, как коллега, запросто спросил адмирала, как дела на переговорах.

Все стихли.

Теперь с важнейшего адмирала сойдет величье. Почести заканчивались наивным вопросом. Адмирал, как светский человек, конечно, отшутится. Проволочки и хитрости японцев известны, также и цена им... Что же адмирал? Устремленные к Путятину глаза как бы спрашивали: «Ну как вам тут, ваше превосходительство, между дьяволом и глубоким морем?»

– Вчера я подписал договор с японскими уполномоченными, – смиренно отвечал Путятин.

Все стали менять позы, выходя из напряжения, перекладывая руки, словно находили как бы новую позицию. Адмирал ударил в ответ из огромной пушки и все разбил, и общее напряженное предположение развалилось, и Путятин все увидел. Почти всеобщее неожиданное смущение было очевидным. «Значит, ждали иных известий и другого тона! Вот каковы вы, господа американцы!»

Дряблая шея Адамса слегка покраснела.

Путятин посмотрел твердо. Все поняли его и приободрились, как бы подчиняясь требованию адмирала. Путятин сразу занял положение, какое обязан признать за ним моряк любого флота в мире. И не потому, что посол и держит за спиной промышленность пли оружье сильно вооруженного флота. Грозность адмирала Путятина была в чем-то другом, но не признать ее нельзя.

– The man of ability![41]– заметил Пегрэйм.

– The sea-king[42]! – заявил Крэйг более решительно.

Адамс приподнялся и сказал, что поздравляет.

– Благодарю вас!

Все двинулись в кают-компанию, на прием и праздник в честь посла и адмирала из России.

За столом впервые Сибирцев видел – штатские коммерсанты из офицерской палубы нижнего субсалона быстро рассаживались, как спущенные с цепей породистые собаки, и смотрели на адмирала Путятина и его свиту. Теперь он явно вызывал в них несомненный и большой интерес.

Алексей понял, что вчерашние одобряющие взгляды симпатизирующего ему штатского корректного американца были, видимо, лишь разведкой, попыткой что-то угадать. Хотя как знать, ведь японцы-переводчики были у нас и у них, а переводчики между собой встречаются, они падки на подарки, а коммерсанты, конечно, явились не с пустыми руками.

Леша знал свой грех – что он, несмотря на молодые годы, понимал и знал больше, чем следует. Из-за этого трудно служить. Видишь промахи и оплошности, готов помочь, встать на защиту, но если заикнешься, будут недовольны, усмотрят неуважение к старшему. И капитан, и Путятин, и старший офицер, и даже светский Посьет бывают очень подозрительны, словно за поданным им хорошим и верным советом усматривают что-то опасное, словно Сибирцев подосланный к ним лазутчик от противника или от революционеров. Но я дворянин, мой род... К чему же судьба готовит меня в будущем?

И высокий американец Джексон с железными цепкими руками, стоявший сегодня наверху и так зло хохотавший при виде сборов Путятина на берегу, сейчас насторожен, лицо его – сплошное внимание и вопросительный знак.

Офицеры «Поухатана» скорее огорчены, чем внимательны. Их можно понять: вот и мы уже не единственные – написано на каждом лице. Чувствуется оттенок недовольства старым коммодором, словно он недосмотрел.

Да, так, видимо, бывает. Считают старого человека героем. Он перенес небывалое в истории мировых флотов кораблекрушение. Ему желают успеха, соболезнуют, его поддерживают, как бедствующего и пострадавшего, где-то в глубине души чувствуют, что он таким всегда и останется. В этом мире могут преуспевать лишь те, кто действует молниеносно, у кого есть хоть капля змеиной черной крови хищников, побуждающей быть цепким, колючим и беспощадным.

И вдруг моряк с разбитого корабля, русский старик Путятин, адмирал, которого все так охотно жалели и который располагал к себе, знаменитый лишь тем, что все время был мягкотел с азиатами, и еще более тем, что пережил оригинальнейшую катастрофу с экипажем из голодных и оборванных, кого не принимали всерьез как соперника, – и вдруг... Он подписал договор с Японией! Видимо, еще более выгодный, чем американский! Каковы японцы! Уступить без нажима! Какая хитрость, сила, ловкость! Грозный, хитрый зверь! Бывалый викинг? Чему они там учатся, потомки Петра, на балтийской луже без океанов? Подписал договор быстро, почти мгновенно, словно нанес удар. А что за условия? Все хотели бы знать.