Симода

Хотя Путятин и помянул про силу и могущество России, но все-таки пришлось уступить. Но каковы японцы! Правительство у них противится открытию страны, а народ лезет, куда только можно. Мы крестили айнов, описали острова, а больше ничего не сделали, не до того, столичные заботы, все украшаем сами себя. Но Гошкевич уверяет, что Курилы населены не простонародьем, а что это жестоким захватом и уничтожением айнов отличились князья, и все с ведома бакуфу. А народ, несмотря на изоляцию, добрался нынче и до Гаваев, и до Америки. Что там Курилы!

Величие амурского дела не должно заслонять в умах Путятина и его офицеров все значение маленьких и далеких Курил с проливами, ведущими в океан. Амур занят. Теперь, когда мы увидели, как это известие принято американцами, мы еще больше поняли значение Амура. «Если свой что-то сделает, даже такое важное, как Невельской, то все-таки сразу не оценишь. Но вот когда иностранцы восхитятся да признают, что действительно решена великая задача! Даже американцы как подпрыгнули, когда я сказал, что по Амуру мы вышли на берега океана!»

Еще никогда тяжкие думы и сомнения не овладевали Путятиным с такой силой. Жена священника и служанка приходили с чаем и с углями, подавали или убирали какие-то вещи. А ветер стучал и стучал содвинутыми рамами окон.

Путятин привыкал к этим жаровням и бумажному халату, надетому на не вытертое полотенцем тело после горячей ванны, к двум теплым халатам, надетым сверху. Он понимал прелесть японских привычек. Он любит вот так, в чистоте и тепле, при начинающемся холодном ветре с гор, посидеть, засунув ноги под кутацу с жаровней под столом. Он любил хибачи и горячий чай... Входя вечером домой, он шел в кадушку с горячей водой. Брал из рук Янциса особый, сшитый для него халат и короткий халат, который надевался наверх.

Город сжался и спрятался.

В деревне Какисаки бушует ветер. На море волны подымаются и уходят от берега. И вот слышно, как стучат рамы окон от ветра с гор, погружая еще глубже адмирала в спокойствие и глубокие раздумья.

Глава 24 МОРСКОЙ КОРОЛЬ

Алексей Николаевич заранее понял, к чему идет дело. Сегодня же для проверки взял у Гошкевича копию и прочитал с ним статьи заключенного договора. Он только удивлялся: чему же радоваться и как его товарищи не понимают? Даже Осипу Антоновичу не сказал ничего.

Можайский приехал на «Поухатан» очень довольный, а Сибирцев – темнее тучи. На пароходе сразу бросилась в глаза его озабоченность. По своему типу – живым, свежим лицом, подвижностью, манерой держаться – Сибирцев нравился американцам, он подходил под характерный тип морского офицера хорошей выучки. Ему доверяли охотней, чем Шиллингу, который держался как свой и говорил почти без акцента, или чем Можайскому, который огромным ростом и крайней практичностью, пристрастием к постоянному делу превосходил самих американцев. Этот молодой, но ловкий, старательный офицер-служба, лезший из кожи вон, как-то невольно всех настораживал: не нахал ли.

Судя по настроению искреннего Сибирцева, дела на переговорах у адмирала Путятина не двигались. Так и следовало ожидать! Но никто виду не подал и ничего не спросил. За ужином, когда рослый китаец, обернув бутылку крахмальной салфеткой, как когда-то и Витул на «Диане», налил вина, Пегрэйм, смотревший в лицо Алексея, поднял бокал и предложил тост: «Absent friends!»[38] Он, видимо, полагал, что, может быть, Сибирцев скучает и преисполнен воспоминаний. На «Поухатане», как и всюду на флоте, не поддавались настроениям, некогда, но настроения приятного гостя, который, видимо, нравился леди, объяснимы и вызывали сочувствие. Он красив, но не похож на Lady's man[39] или Lady-killer[40]. Его разлука трогала как своя.

Алеша поклонился, поднял бокал и подумал: «За вас, Оюки-сан!» Все остальное было так далеко и не сходилось ни по времени, ни по всему остальному. Надежды па возвращение, кажется, не было. «Не очень хорошо, что она сейчас в окружении юнкеров. Эти повесы далеко не мальчики».

На «Поухатане» отдельные каюты кроме офицеров занимают какие-то личности, которые ходят в штатском, – может быть, ученые, миссионеры пли члены каких-то благотворительных, а скорее коммерческих обществ. В кают-компании появляются редко, кажется, если не ошибается Алексей, у них есть где-то своя кают-компания. Среди них – Джексон: заметный молодой гигант с тучным лицом. Другие штатские, встречая его, почтительно здороваются и называют по имени: «Добрый день, мистер Джексон!» Еще один – коротконогий. Есть приличные и сдержанные джентльмены в черном.