– Понимаешь, может, и я не привязывал к себе, у меня это плохо получается, но привязался сам – это точно… Я же любил! Я ее любил с первого курса! С ее первого курса! Я у нее вел дошкольное воспитание. То есть уже лет десять! А женаты мы шесть. Понимаешь, мне не нужна была женщина… Ну, в обычном понимании – встречаться, сношаться, расходиться… Я искал мать моих будущих детей! И Светка была единственной студенткой, кто ходил на все лекции. Тем более что я заранее всем сказал, что буду ставить автоматом. А ради нее я даже программу изменил – искал примеры, исследования новые. Это сейчас уже можно найти в Интернете немецкие и финские опыты. А тогда это никому на хер не нужно было, а она слушала и записывала. Когда рассказывал, ну пересказывал, истории из Диккенса, Светка плакала – они, кстати, до меня и не знали, что у Диккенса есть такое. Не читали они ни фига! Вообще!
Силов перестал нюхать лимон и достал сигарету. Но прикуривать ее не захотел, а держал во рту для имитации. Николай налил водки и потянулся за коньяком для Виктора. Силов отказался, помахав ладонью. Несчастный настаивать не стал. Выпил, съел сыр и продолжал:
– Однажды она вообще пришла ко мне одна. То ли праздник какой был, то ли всех погнали куда-то на встречу с шишкой какой-то, не помню. А она пришла – мы посидели, похихикали, и я ей предложил посмотреть кино. У меня дома. У меня были фильмы – хорошие, настоящие. Она согласилась, мы пошли ко мне. Я включил ей «Амаркорд», ты смотрел?
Силов кивнул.
– Там, конечно, не про дошкольников, но восприятие юного человека там очень сильно показано – на все пофиг, кроме секса… Когда мы смотрели, я понимал, что ей тоже это интересно. И думал, вот она-то и подходит мне!
– Переспали? – Виктор поддержал разговор только затем, чтобы продвинуться дальше в этом рассказе, минуя все эти идиотские переживания.
– Тогда? Нет, ты что! Тогда мы только смотрели, я останавливал фильм и рассказывал ей психологию мальчишек. Ведь это же была практически лекция… Да и потом мы редко это делали – я берег ее для детей…
– Понятно, – стало уже неинтересно. – Педагог?
– Ну да, преподаю в педе. И еще работаю психологом в детском центре. Там деньги неплохие – сейчас это актуально. Особенно у состоятельных родителей. Дети растут, знаешь, как следствие родительского менталитета…
Николай замолчал, потянулся было за водкой. Держа почти пустой графин, спросил:
– А ты что делаешь?
– В смысле? – Силов вдруг очнулся от вопроса.
– Ну, работаешь?
Виктор как-то собрался, потянулся к Николаю, внимательно осмотрел все, что представляло лоха выше стола, потом откинулся за пальму и произнес, слегка растягивая слова:
– Я не работаю… Я вопросы решаю, чувак, – Силов сам не ожидал от себя такого ответа. Но что-то внутри его запрыгало от этой странной игры, захотелось продолжать. Художественной натуре много не надо – маленький импульс, и все изменилось вокруг: перед нами уже не уставший дирижер, а спокойный, вальяжно самоуверенный тип…
– Ты бандит? – Николай подвинулся так близко, что, казалось, влажная ладонь бугристого лица облепила всего Силова.
– Нет, – закуривая, выдавил из себя играющий в какую-то игру Виктор Силов, – не бандит.
– Киллер?
Николай совсем прилип к Силову. Между ними только тонкие пальмовые листья пытались разграничить пространство каждого. Полускрытое ими лицо Николая сейчас глядело в Силова одним глазом и так близко, что можно было разглядеть самого себя в отражении зрачка… Виктор молчал, держа сигарету за окном. Лох-педагог хотел было еще податься вперед, но уже листья не давали такой возможности:
– Дорого?.. Дорого это стоит?
Силова понесло…
– Полтинник, – он зачем-то придумал именно эту цифру. Хотя пятьдесят – число, которое полностью овладело Силовым в этот день.
– До хера. – Николай уселся на свое место. Молчал, молчал, молча налил остатки водки в рюмку и, не спрашивая, не предлагая составить компанию, самостоятельно выпил.
– До хера? – Силов улыбнулся, выглянув из-за пальмы.
– Не-не, все нормально. Я понимаю…
Теперь уже Николай сидел, откинувшись на спинку стула, и смотрел на Виктора. Так продолжалось еще некоторое время – лох пьянел, трезвел, снова пьянел – это было видно: Николая шатало на стуле, глаза закрывались сами собой. Краснолицый потел, и капельки пота заливались в ямки на лице. Машинально руки его полезли во внутренний карман, достали телефон, сложно рассекретили. Открылись ли глаза у несчастного Николая или нет – непонятно. Но палец пролистывал экран смартфона – по отсвету на носу было заметно, что фотографии менялись. Круглое тело повело в сторону – оно не выдерживало вертикального положения. Еще мгновение – и Николай свалился бы на пол. Силов потянулся, чтобы удержать за рукав, но тело встрепенулось, глаза открылись, и алкоголь исчез напрочь.
– Убей его, Виктор Силов! – Николай сидел красный, мокрый и трезвый. Виктор налил себе коньяку и выпил также в одиночку.
Лох полез в портфель, почти с головой ушел в него, перебирая руками содержимое педагогического несессера: брошюрки, тетрадки, листочки…