— Жаль?! — вскричал Фрэнки, обращаясь к пустоте. Его губы предательски задрожали. — Жаль — и все? Узнать через два года, по чистой случайности, что ты считал меня братом! Как ты жесток, Сид! И что мне теперь делать? Ты не уехал и не попал в свой Город. Ты просто умер! А раз так, зачем мне эти мертвые чувства? Почему ты не сказал о них, когда мы оба были живы?!
Он капнул слезой на письмо и сразу вытер глаза сердитым детским жестом. Слово «обжигать» расплылось — намокло, не угаснув.
Сунув клочок бумаги в карман, Фрэнки подошел к роялю и задумчиво откинул крышку: он надеялся заглушить впившуюся в сердце тоску, выплакавшись в мелодии. Симфония, которую он так и не дописал. Первая часть — легкая, мягкая и беззаботная, в темпе аллегретто, вторая — andante maestoso, беспокойная и тревожная. Рожденные далекой уже весной, они были дописаны осенью; между замыслом и воплощением прошло одно сумбурно счастливое лето. В простой мотив вплелись осколки синевы, сотни падающих и гаснущих звезд, а еще — такие же мертвые и неуместные теперь чувства. Они звучали, мечтая быть услышанными, но разбивались о равнодушную стену тишины. Строки письма и звуки музыки не могли встретиться и переплестись: навечно остались в соседних измерениях, которым уже не суждено пересечься.
«Ты мне нужен, нужен, нужен здесь, — молила симфония. — Ты столь многому научил меня. Ты открыл мне ценность дружбы. Ты показал мне, сколько силы может быть в слабом человеке. Ты заставил меня поверить в бескорыстие и самоотверженность. Благодаря тебе я вырос и расправил крылья. Но к твоему свету мне никогда, никогда, никогда не приблизиться».
— Что такое? Ты плачешь? — спросила заглянувшая в комнату Сильвия. У нее был растрепанный и сонный вид — похоже, музыка разбудила ее.
— Нет, — он покачал головой и тихо взял финальный аккорд. — Нет. Просто в глаз попало что-то.
— Так красиво, — выдохнула его юная жена, прислушиваясь к тому, как последний отзвук неоконченной симфонии умирает в воздухе. — А когда ты начнешь работу над третьей и четвертой частями?
— Над третьей и четвертой? Пусть они звучат в другом измерении, — сказал Фрэнки, улыбнувшись.
И поднялся ей навстречу, пряча шрам от ожога.