— Разумеется, это аморально. Но оно работает. Мне тоже не по душе методы Вика, Елена, однако действовать иными способами — только зря терять время. Это уже апробировано.
— Но… он же будет меня жалеть! — Лена почувствовала, что она окончательно теряет контроль над собой и вот-вот заплачет: не столько оттого, что ее — как она поняла — сейчас заставят играть с чувствами другого человека, который явно не сделал ей ничего плохого, а, напротив, будет стараться ей помочь, но, в основном, потому что слишком много впечатлений было за это утро, и она очень устала. А еще потому, что Лена узнала район и школу — в пяти остановках от дома — но домой поехать не было никакой возможности. — Такими вещами шутить нельзя!
Станислав Ольгердтович покачал головой.
— Нам стоит следовать плану корнета, Елена. Это наша работа. Причинять людям боль — неизбежно, лучше, если вы сразу это поймете. Чем раньше, тем лучше. Понимаете, это как раз тот случай, когда цель оправдывает средства. Ему будет неприятно, но он все забудет… люди всегда забывают. А если мы этого не сделаем, множество душ еще может погибнуть.
Лена не знала, что сказать на это. «Люди всегда забывают». Неужели Вик и Станислав Ольгердтович не считают себя людьми? А кем они тогда себя считают?..
Лена не стала спрашивать, потому что ответ услышать побоялась.
…Они и впрямь притащили ее в какую-то больницу, причем хорошую. Частная такая клиника, чистота и евроремонт. Подавленная, Лена сгорбившись сидела в огромном кожаном кресле. Она не знала, что делает тут и почему вообще все это происходит и происходит именно с ней. Господи, да еще вчера она была обыкновенной, ничем не выдающейся девушкой, а вот теперь…
На самом деле, все случилось не сразу и не с бухты-барахты — у Лены было время, чтобы осознать весь ужас ее положения… Хотя, по правде говоря, ничего она не осознала, потому что слишком много было впечатлений. Оказывается, Голиаф опустил их не просто у знакомой Лены школы, а рядом со «штабом». В одной из соседних девятиэтажек располагалась однокомнатная квартира, которую симарглы использовали как базу, когда надо было провести несколько дней на земле. Квартира эта Лену поразила: абсолютно пустая комната и полностью обставленная, даже уютная кухня, с диваном и круглым столом — благо, размеры ее это позволяли.
Здесь явно никто не жил, а пыли не было видно. За квартирой ухаживали.
— Мы не слишком-то часто сюда наведываемся, — пожал плечами Вик в ответ на удивление девушки, — а уж чтобы задерживаться дольше, чем на день… Не припомню, когда в последний раз и возникала такая необходимость. Всегда проще вернуться в Ирий переночевать. Вот Артем проводил здесь довольно много времени, поэтому Улшан все обставила. Очень она любила делать места уютными.
Кто такая Улшан, Лена даже не спросила. Меньше всего она хотела что-то спрашивать вообще.
Там симарглы и оставили ее, а сами ушли.
Девушка включила телевизор и непонимающе уставилась в экран. «Как ты думаешь, что подарить маме на Рождество?.. — Хм, не знаю, Рождество — такой важный праздник, непременно надо что-то особенное…» Рождество? Праздник? Американская мыльная опера (хотя обычно она ничего против них не имела), все эти герои в клетчатых рубашках и смех за кадром вызвали у нее даже не брезгливость, а… нет, Бог знает, что они у нее вызвали. Лена машинально переключила на новости.
Новости она смотрела каждый день, и, как правило, принимая их довольно близко к сердцу. Боль в груди довольно часто усиливалась, если девушка смотрела сюжеты о падении экономики или о взрывах, о террористах, о деревнях, приходящих в упадок… правда, последнее время такое показывали реже, но и это казалось тревожным симптомом: не говорят — значит, все еще хуже. Значит, усиливают пропагандистский гнет.
Однако в этот раз привычной тяжести новости не вызвали. Она смотрела их с каким-то странным легким и свободным чувством, сперва не поняла даже с каким. А потом догадалась.
Да, это могло показаться странным, могло показаться даже бесчеловечным… но она поняла, что совершенно свободна от мира! Это было ново, и это следовало осмыслить.
Лена заварила себе чай, нашла в хлебнице печенье (печенье было свежим, хотя в холодильнике обнаружился чуть ли не прошлогодний майонез, пошедший пятнами плесени несмотря на адский холод шведской модели — жизнь живуча!) и вот так, под чай и печенье досмотрела новости до конца. Она даже улыбалась. Журналисты казались ей смешными лицемерами, ведущие — плохими актерами, не знающими роли, появляющиеся в кадре обыватели — далекими образами из неведомых стран, не имеющими ничего общего ни с реальными людьми, ни даже с их собственными именами, такими, в синих рамочках внизу.
«Я никогда не читала особенно много классиков, но я слышала, что все мечтали об этом. А пришло это только ко мне, и как раз тогда, когда мне меньше всего это нужно».