Силуэты

Под этим общим заглавием А. В. Луначарский объединил для сборника «Юбилеи» свою речь на торжественном заседании в Комакадемии 20 января 1933 г. в честь семидесятой годовщины со дня рождения А. С. Серафимовича (впервые напечатана в февральском номере журнала «Молодая гвардия» за 1933 г. под заглавием «Художник пролетариата») и статью «Путь писателя» (впервые напечатана в газете «Известия» № 20 за 1933 г.).

Печатается по тексту сборника «Юбилеи» с учетом первопечатных текстов.

…………………..

ХУДОЖНИК ПРОЛЕТАРИАТА

Дорогой товарищ, Александр Серафимович! Я буду краток в моем приветственном слове. Врачи мне пока еще запрещают публичные выступления. Но я не мог никоим образом отказать себе в чести и удовольствии лично принести вам поздравления от имени Института литературы и искусства нашей Комакадемии^{198}.

Вы несколько старше меня, Александр Серафимович, но мы принадлежим к одному и тому же поколению — к тому поколению, к которому принадлежат старые большевики. Это поколение сыграло в истории пролетарской революции гигантскую роль — все это знают…

Относительно политической роли, которую это поколение сыграло и сейчас играет, двух мнений быть не может. Но для нас, которые ближе всего стоят к культуре и в особенности к литературе, возникает и такой вопрос: дало ли что-нибудь это поколение существенного и важного в деле построения пролетарской литературы, которая, как все сейчас понимают, имеет очень существенное значение в общей борьбе за коммунизм?

Когда-то, в сравнительно еще юные годы, я встретился с писателем, которого вы, вероятно, тоже помните, Александр Серафимович, — с Гариным-Михайловским. Гарин-Михайловский в беседе со мной сказал: «Ну, если пролетарская литература когда-нибудь и придет, то, во всяком случае, ее создаст сам пролетариат, и только после победы. Сейчас положение пролетариата, экономическое и культурное, слишком загнанное и придушенное, он из своей среды выдвинуть своих собственных художников не может. Если интеллигенция может за пролетариат думать, то чувствовать за него она, во всяком случае, не может».

В этом была известная доля истины. Пролетариат действительно может развернуть такую высокую форму культуры, как теперешняя наша советская литература, по преимуществу после своей победы; однако существует ведь МОРП — Международная организация революционных писателей, ценный отряд которой — это пролетарские писатели, которые пишут в современной Германии, Франции и Соединенных Штатах, где, к сожалению, пролетариат победы еще не одержал. Так было и в России.

Тут же можно сделать и оговорку относительно того, будто в пролетарской литературе не могут играть значительной, подчас ведущей роли те интеллигенты, которые являются перебежчиками из другого класса и которые со всей страстью своего сердца и со всей ясностью своего ума пришли к пролетариату — классу, который несет с собой спасение человечества. Наше поколение может назвать немного имен, но может назвать их с гордостью, — это именно имена людей, которые были великими основателями пролетарской литературы. Таков Максим Горький, таков Александр Серафимович.

И это не просто избранность — не то что просто повезло, пофартило людям. Для этого нужно было проделать громадную работу — большую моральную работу над собой и проникновенно изучить жизнь трудящихся.

Серафимович сразу обратил самое серьезное внимание на людей труда. Они пленили его не своей внешней красочностью, не романтикой своей жизни, не увлекательностью сюжетов, которые давала их судьба. Он видел в них страдальцев и в то же время великую силу. Будущее этой силы он уже понимал, благодаря тому, что читал Маркса. И, начавши сразу с описания великого трудового ада, в котором находились трудящиеся, Серафимович лотом с бьющимся сердцем следит за всей дорогой пролетариата. Он с ним во время его восстания, с ним во время унизительной кары, которая выпала ему на долю после поражения первой русской революции. Он с ним в 1917 году.

В этом решающем году пролетарской победы со славой изгнан был Серафимович из среды буржуазных писателей-интеллигентов. Они воображали, что исторгнут его с бесславием, но на самом деле сами при этом, от обратного удара своего же выстрела, рухнули в такую пропасть, что те из них, которые потом выкарабкались, должны быть очень благодарны судьбе, не оставившей их заживо погребенными навек.

Для Серафимовича этот разрыв означал одно: он хлопнул дверью и, выйдя из этого узкого старого круга, занял окончательно свое место в новом мире.