Сильные духом (Это было под Ровно)

— Ох, — спохватилась она вдруг, — мне же еще постирать нужно. Всего, товарищ командир! Пошли, Наталка!..

…В радиовзводе снова не оказалось никаких сведений о самолетах. Марина Ких, которую я за сегодняшний день навещал уже раз десять и все по этому поводу, не дожидаясь вопроса, только развела руками. Что могло случиться? Погода нелетная? Конечно же, все дело в погоде!

Я предвидел, что, узнав о посылке группы Крутикова, Марина начнет просить, чтобы отправили и ее, как это она обычно делала. Оказывается, до меня к ней заходил Стехов, просил написать письма во Львов, где у нашей радистки жили сестра и другие знакомые. Видимо, отчаявшись уговорить непреклонного замполита, Марина принялась за меня.

— Письма я, конечно, напишу, — сказала она. — Сестра там и приютить сможет, и помочь, и все… Но только вы скажите, товарищ командир… Во Львове я выросла, город знаю лучше других, кому же, как не мне, идти? Кто больше пригодится на такой работе — местный человек или чужой? Скажите прямо — кто? — настаивала она, не сомневаясь, что я скажу «местный» и она поведет наступление дальше, то есть станет доказывать, что здесь, в отряде, есть кому ее заменить.

— Смотря какой местный, — ответил я. — И, уж конечно, не тот, которого слишком хорошо там знают.

Довод был веский, но его, как видно, приводил и Стехов, потому что у Марины уже был готов ответ. Она сказала, что изменит прическу, что жить станет не у сестры, что ни разу к сестре и не зайдет, что вообще никому в голову не придет искать ее сейчас во Львове… Все это звучало по-своему убедительно, но посылать Марину во Львов, рисковать ее жизнью я не мог.

Я предупредил ее, что письма нужны к утру, а сам пошел к Стехову. Вместе с начальником разведки тот сидел в штабном чуме, где, кроме них, находилось еще семь человек — шестеро разведчиков и радист Бурлак. Лукин их инструктировал, или, вернее сказать, предупреждал о бесполезности всяких инструкций. Задача была одна: нанести врагу наибольший урон, а в остальном все зависело от их дерзости. Разведчики молча слушали и вопросов не задавали. Под конец только Пастухов спросил, будет ли действовать во Львове кто-нибудь помимо них. Александр Александрович сухо ответил, что это вполне возможно.

— Я к чему, — объяснил Пастухов, как бы извиняясь за неуместный вопрос, — если надо будет организовать что-нибудь покрупнее, тут, может, всем вместе, понимаете…

Он не договорил, поняв, что вопрос опять-таки упирается в то, что заранее всего не предусмотришь.

— Кстати, товарищи, не нужно делать никаких попыток связаться с местным подпольем! — предупредил Стехов, прощаясь с разведчиками. — Соблюдайте максимум конспирации и вообще берегите себя, — добавил он, пожимая всем руки…

Остаток ночи мы провели за картой. Все-таки удалось наметить для Крутикова маршрут, хотя и весьма приблизительный.

Утром Крутиков выстроил группу, отвел ее в сторону от лагеря и там прочел перед строем:

— «Маршрут: Ровно — Дубно — Почаев — Броды — Злочев — Перемышляны — Гановический лес». На сборы дается час, — добавил он и, считая, что сказал все, разрешил разойтись.

Сборы были недолгие, а вот прощание… Прощались со всеми, с каждым в отдельности и не раз. Возвращались, что-то еще досказывали и дослушивали и снова обнимали друг друга, а потом заглядывали в чумы, но в чумах никого, конечно, не оказывалось — все население лагеря высыпало на проводы и тоже участвовало, словами ли, делом ли, в отправке группы.

Когда группа снова построилась, мы с замполитом сказали напутственные слова. Крутиков ответил: «До встречи на свободной земле!» — и скомандовал: «Шагом марш!» Люди тронулись в путь. Впереди шли разведчики, которым было дано задание сопровождать группу до железной дороги, помочь перейти полотно и вернуться обратно.

Я стоял вместе со всеми и следил глазами за уходившими, пока их фигуры были еще различимы между деревьями. Я стоял и думал о великом родстве, каким спаяло нас всех общее дело.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

До железной дороги оставалось примерно около километра, когда вернувшиеся разведчики остановили группу Крутикова. Полотно охранялось парными дозорами фашистов. Перейти дорогу и не вызвать шума оказалось делом чрезвычайно трудным. Крутиков решил дождаться темноты. Едва начало смеркаться, он двинулся дальше. Партизаны подошли к дороге совсем близко. Силуэты солдат, проходивших взад и вперед по насыпи, ясно различались на фоне снега.

— Снять часовых — рывком вперед! — предложил кто-то, когда фигуры гитлеровцев показались в очередной раз.

— Пока не надо, — коротко сказал Крутиков. Он уже решил про себя, что подождет еще полчаса, до половины седьмого, и, если ничего не изменится, пойдет напролом.

Однако не прошло и двадцати минут, как появилась новая, никем не предвиденная возможность.

— Поезд! — прислушиваясь к доносившемуся издали гулу, сказал Пастухов и вскочил на ноги.

Своим движением он как бы подсказывал нужное решение. Все невольно поднялись. Шум поезда был теперь слышен явственно.

Медлить невозможно.

— Вперед! — скомандовал Крутиков.