Сильнее разума

Как известно, работник фельдшерско-акушерского пункта не может дать заболевшему человеку бюллетень более чем на три дня. Чтобы продлить его, надо ехать в район. Я спросил собеседницу, реально ли это для человека, проживающего, допустим, в колхозе «Памяти Куйбышева», откуда действительно можно выбраться частенько только вертолетом. Нет? Так как же быть?

– Пусть не болеют, – культурно ответствовала зам. главного врача.

Понимаю, в сложившейся ситуации Клавдия Михайловна не повинна. Но меня задело за живое, что ее, представителя самой гуманной профессии, устраивает такое положение.

– Да, чтобы жить, надо строить, – говорил директор совхоза «Креневский» Николай Федорович Дрыгин. – Вот и мы стараемся. До недавнего делали все на центральной усадьбе. Может, и дальше продолжали бы, но не стало земли хватать под застройку. На пашню полезли. А это, брат, нельзя. Тут за нами следят зорко. Уж я как умолял разрешить возвести кошару у центра, не позволили. Горевал, пока не осенило: у нас же в трех километрах от Кренева деревня! Слободка. В ней еще пять семей проживает. Строй там хоть кошару, хоть ферму голов на сто, благо, сейчас это уже не возбраняется. Дорогу лишь протянуть. – Николай Федорович помолчал минутку, с грустью добавил: – Как же слепы, близоруки мы были, отвергая значение малых своих деревень! Как будто забыли, что живем не в степях забайкальских и даже не на Кубани или в Ростове, а на Среднерусской возвышенности, где многочисленность деревень складывалась исторически, как сама необходимость. Они же опорные пункты хозяйств!

Эх, Николай Федорович, Николай Федорович! Да ведь и в кубанских, и в ростовских степях, и в Забайкалье, где доводилось бывать мне, каждый колхоз и совхоз стараются иметь такие опорные пункты – полевые станы, чабанские стоянки. Не было там в таком количестве деревень, и трудно их создавать на новом месте, но сообразили люди, что без подобных образований, хотя бы частично исполняющих функции коренных поселений, вести хозяйство трудно. А тут своими руками… Более сорока деревень списали в Буйском районе за последние годы. Я аж вздрогнул, когда в райисполкоме показали мне акт на списание их.

И еще подумалось: решение наболевших вопросов во многом зависит непосредственно от руководителей, их позиции. И двумя днями позже, в колхозе имени XXI партсъезда, в поразительно емком разговоре с одним из ветеранов колхозного движения Л.П. Сарычевым, я вновь увижу, как справедливо это.

Я словно споткнулся об этот взгляд, устремленный на меня из компании механизаторов, возвращавшихся с работы.

– Никак, Леонид Петрович? – остановился я перед человеком, ничем не отличавшимся от других – в телогрейке, потертой цигейковой шапке, – но цепко державшем меня в створе острых внимательных глаз.

– Да, это я.

Так мы встретились с Сарычевым, о котором здесь ходят легенды. О характере его был я наслышан и от коллег-газетчиков, коих он не очень-то жаловал, и от руководителей районного звена, тоже не всегда принимаемых с распростертыми объятиями. Было, было… И ретивых уполномоченных гнал из колхоза своего Леонид Петрович, и ключи от председательского кабинета бросал, когда заставляли его по весне на неоттаявшие поля с сеялкой выезжать. И еще ходила о нем в народе такая молва: отказался от высоких почестей, которые ему сулили, но семенное зерно не повез в счет третьего плана хлебосдачи.

Мне повезло: крутой, своенравный Сарычев был расположен к большому разговору. Не обольщаюсь тем, что внушил ему какие-то особые симпатии к собственной персоне, скорее всего обстановка, дух времени, взывающие к тревожной совести истинных тружеников, побудили и этого умудренного долгой председательской практикой человека высказаться о наболевшем, откровенно поделиться своими соображениями по наладке хозяйственного и нравственного организма деревни.

Крестьянин по происхождению, землепашец по призванию, он образно, взволнованно и проникновенно, говорит о поле:

– Земля – источник богатств, но ключик к ним – труд человеческий. Банальная истина, верно? Но чаше всего беды-то и идут от забвения азов. Колхоз наш имени XXI партсъезда, вы знаете, крепкое хозяйство. Знаете, конечно, и соседей – колхоз «Боковский» – лежит на боку, простите за каламбур, но вряд ли вы проинформированы, что когда-то бо-ковцы с нами одним хозяйством жили, да разошлись. Почему? Земли были лучше у них. Так какой же, мол, смысл делиться этим богатством с кем-то? Но богатство это взять еще нужно, и, какое бы ни было оно, если его только разбазаривать, не заботясь о восполнении, рано или поздно придет конец ему. Мы-то на своих песках работали, не щадя живота, а соседи, в поле выезжая, все на часы поглядывали.

Сарычев хмурится и ворчит под нос: