Мое сердце гулко заколотилось. Я чувствовала его дыхание возле уха, и на миг меня охватила паника: не приняла ли я неверное решение, явившись сюда. Но я успокоилась, услышав едва различимый шепот: «Предохранитель».
— Ты совершаешь огромную ошибку! — прошипела Лея.
— Я так не думаю. — Бен наклонился, подхватил с пола рубашку и толкнул меня вперед. — Думаю, любая участь лучше, чем ожидание того, как ты поджаришь мой гребаный мозг.
Бочком мы протиснулись мимо Леи и выскочили в коридор к выходу. Бен натянул рубашку и распахнул дверь, пропуская меня первой.
Он потер лицо:
— Где фургон?
— В сарае… в сарае! Они починили шины.
— Хорошо. Тупые пезды хоть на что-то сгодились. — Бен ткнул меня в спину парализатором. — Я знал, что ты придешь за мной. Не такое уж светлое местечко, а?
— …Нет.
— Хм. Не волнуйся, детка. Теперь только ты и я.
Я покраснела:
— Пошел к черту.
— Узнаю свою девочку.
Мы побежали закоулками, старательно держась в тени, к гаражу. Фургон охраняли несколько женщин, но Бен оглушил их парализатором, и мы без проблем забрались в машину.
Как только я оказалась в знакомой гостиной, мне полегчало. Упав на диван, я слышала, как Бен, по-прежнему кашляя, заводит двигатель.
Машина рванулась вперед, и мы поехали навстречу судьбе, в неизвестность. Я закрыла глаза и неведомым образом ухитрилась заснуть.
***
— Хей, детка. Просыпайся.
Я лежала не на диване, а в кровати Бена, растянувшись под одеялом в шортах и в футболке с его плеча. С волос Бена, мокрых после душа, капала вода. Он отвернулся и закашлялся в локоть, пока я, зевая, садилась в постели.
Поморщившись, он потер грудь.
— Черт, кажется, все-таки воспаление легких. Иди за мной.
Я выбралась из кровати и двинулась за Беном в переднюю часть фургона, с тревогой наблюдая за ним. Надеюсь, у него обычная простуда. В фургоне были антибиотики. Пара дней уйдет на поправку, и он выздоровеет… Но что, если Лея уже пустилась по нашему следу?
Бен спрятал парализатор в кобуру на поясе и вывел меня наружу, в утреннюю прохладу. Я вздрагивала, зябко сложив руки на груди; мы обогнули фургон.
Перед нами открылось бесподобное зрелище: колоссальный каньон, который прорезала ревущая река, спадавшая вниз со скалы огромным водопадом. Я разинула рот, окидывая взглядом высокий сосновый лес вокруг, местами обугленный от пожаров, и потрясающие цвета. Ничего, сравнимого с этой красотой, я не видела никогда. Как будто я смотрела на ожившую открытку.
Бен прокашлялся:
— Это место называется Гранд-Каньон Йеллоустоуна. До Аризоны и настоящего Большого Каньона еще далеко, но я решил, что тебе захочется сделать здесь привал. — Он указал на растрескавшуюся дорогу, где мы припарковались. — Тут есть на что посмотреть: гейзер Старый Служака, кальдера. И все кишит проклятыми бизонами.
Как зачарованная, я смотрела на это чудо.
— Это… непередаваемо.
— Да, все так. А сколько такого еще по стране. Я подумал, неплохо бы увидеть разные места, раз уж полжизни и так прошло в бегах.
Мы долго смотрели друг на друга, и в конце концов я расплакалась. Я прыгнула в его объятия, толком не осознавая, почему так расчувствовалась. Бледные щеки Бена порозовели, он засопел и забормотал что-то неловкое, поглаживая меня по затылку и по спине.
— Будет, — пробормотал он, — расслабься. Это всего лишь каньон. Их полно. — Он поцеловал меня в макушку. — Что, собираешься плакать каждый раз?
— Наверное. — Я спрятала лицо у него на груди — чуть повернувшись, чтобы любоваться каньоном. — И ты мне не помешаешь.
Бен фыркнул:
— Вот еще.
Мы застыли в молчании, чувствуя, как движемся к чему-то новому и неуместному, но каким-то образом единственно правильному для нас. Я потянулась к Бену, и он со вздохом прижался щекой к моим волосам. Многое в этом странном новом мире, в который я вернулась, было неправильным, многое — но не Бен.
Тишина царила вокруг нас, и мы тоже погрузились в безмолвие.