…Сейчас, прожив семнадцать лет в официальном браке, я осознаю, что в моей жизни было всего две женщины, которых я любил по-настоящему: Сабрина и Урсула. Я постоянно сравнивал этих двух противоположных друг другу нимф: Урсула несомненно была во сто крат лучше Сабрины в постели, зато Сабрина вела здоровый образ жизни, за которым особенно ответственно следила во время обеих своих беременностей, отчего я мог не переживать о здоровье своих наследников. Впрочем, Урсуле, в отличие от Сабрины, беременность далась легко: как будто она просто случайно чихнула и оттого забеременела, еще раз чихнула и родила. Сабрине же было откровенно тяжело носить моих детей в себе. Да еще это разочарование: ни один из двух детей не вышел внешностью в меня – Зак стал копией Сабрины, а Пэрис и вовсе скопировала внешность моей тёщи. Когда я уходил от Урсулы, Джастину было немногим больше года, но уже тогда он внешне был похож на меня так же, как моё отражение в зеркале. В случае же с Сабриной у меня не получилось достичь того же эффекта в оплодотворении яйцеклетки – эта женщина оказалась даже в этом вопросе непреклонна, родила себе подобных, а не подобных мне. Впрочем, я никогда не расстраивался на этот счет, просто периодически становилось досадно, например когда мои родители начинали высмеивать меня словами о том, что раз уж мои дети внешне похожи на мою жену, может быть им и основной генофонд передался от нее, а не от меня, и, в таком случае, из их внуков вполне могут вырасти толковые молодые люди. Подобными ремарками они отсылались на мою бестолковую юность, а мне оставалось только скрежетать зубами и ждать того дня, когда эти два пенсионера начнут мочиться под себя и я лично смогу упечь их в дом престарелых, так как ни я, ни Сабрина не захотим марать свои руки в их дерьме.
Было время, когда похожим образом меня беспокоила и Сабрина. После сложной первой беременности она каким-то образом умудрилась забеременеть снова, причем всего лишь спустя пятнадцать месяцев после рождения нашего первенца. Я не хотел второго ребенка, просто какая-то нелепая случайность заставила меня смириться с мыслью о том, что я стану отцом еще один раз, после чего последовала эта ужасно сложная, утомительная беременность. Я долго уговаривал Сабрину лечь на сохранение в больницу, ссылаясь на безопасность для ребенка, но на самом деле мне просто претила роль её няньки. В итоге Сабрина практически всю свою беременность провела под наблюдением врачей и всё равно не смогла выносить второго ребенка до конца срока: Пэрис родилась семимесячной, а сама Сабрина едва выжила в этих родах.
За семью месяцами воздержания от сексуальной жизни последовали еще семь не менее нудных месяцев восстановления Сабрины, и хотя я вновь воспрял духом после того, как она подпустила меня к своему телу, я вдруг понял, что мне этого мало. На протяжении четырнадцати месяцев я уговаривал себя не поддаваться искушению изменить своей жене. У меня на воздержание от подобных действий было ровным счетом две причины: 1) Я всё еще любил Сабрину; 2) В моем понимании, к тому моменту я уже успел стать слишком благородным, чтобы изменить своей жене. И дело было не в том, что я не смог бы ей солгать, дело заключалось в том, что я боялся, что рано или поздно информация о моей измене каким-то образом всплывет на поверхность будничной реальности некрасивым масляным пятном и замарает мою безупречную репутацию. В итоге я не заметил, как затаил обиду на Сабрину за то, что я не мог позволить себе изменить ей. Думаю, это случилось сразу после нашего первого секса, случившегося после второй её беременности. Он был хорош, но я вдруг осознал, что упустил шанс длинной в четырнадцать месяцев. Я мог трахать любую куклу из любого бара, но осознание того, что за моей спиной стоит Сабрина, не позволило мне этого сделать даже когда Сабрины не было рядом. Если бы у меня был еще один подобный шанс – я бы не задумываясь им воспользовался, я бы перетрахал всех, но у меня была только Сабрина…