— Ах ты ж, скотина!!! — заорал Ромка, швыряя булыжником в кожистый панцирь. В ответ рептилия повернула голову, сосредоточенно пережевывая так и не ставшее деревцем весло. Сын бегал вокруг, матерился и швырялся камнями. Ноль эмоций, фунт презрения. Даже не почесалась, тварь. Наконец яма была зарыта, и черепаха отправилась в море. Я стоял и тупо глядел, как погружается в воду погубившее наш транспорт животное.
— Получай! — Ромка швырнул вслед рептилии что-то из упавшей ему в руки котомки. Раздался хлопок, зверя окутал густой ядовито-фиолетовый дым. А когда он рассеялся, на волнах покачивалась раздувшаяся, как надувная игрушка, черепаха. Я бросился в воду и, ухватив ее за куцый хвостик, потянул к себе. Пошло на удивление легко. Качающаяся на водной поверхности зверюга вытягивала шею, тщетно пытаясь нырнуть.
— Бать, ты что делаешь? — тут же нарисовался Ромка.
— Транспорт наш держу, — пояснил я. — Пешком далековато будет.
— Неожиданный ход, уважаемый Игрок. Право слово.
— Почему же? Все логично. Мангуст слишком непредсказуем и, добравшись до цели, способен на любой сюрприз. А заканчивать эту партию я пока не готов.
— И все равно можно было найти более элегантный выход. Зачем было устраивать балаган?
— Мне захотелось повеселиться, почтенный Наблюдатель. А вам разве нет?
— Правее держи, Ром! — Отец расположился на панцире и работал лоцманом, время от времени сверяясь с картой.
Я кивнул и треснул обломком доски слева по морде черепахи. Та недовольно взревела, но повернула куда надо. Так мы плыли уже полдня. Тварь нам попалась быстроходная, но злобная и своенравная. Время от времени она норовила свернуть с выбранного курса, вытягивала шею, пыталась кусаться. Так что я то и дело доской подавлял «бунт на корабле». Мышата сидели у меня на плечах и возбужденно попискивали. Впечатлений набираются, хвостатики.
— Кстати, Ром. Ты что за заклинание на острове употребил? — поинтересовался батя.
— Ах это? — усмехнулся я через плечо. — Так, мелкая пакость.
— А точнее?
— Ведро ожившее помнишь?
— Забудешь такое…
— Так вот: ты не думал, куда сожранный им мусор девается?
Отец свернул карту и заинтересованно приподнял бровь. Помолчал и ответил:
— По мусорному каналу на помойку отправляется. Так, во всяком случае, обычно делают. Закон сохранения массы: ничто не исчезает бесследно и не появляется ниоткуда.
— Вот-вот. Я этот транспортный канал перенаправил в башню. Только и всего.
— Гений! — выдал Арчи и заржал.
…Растянувшись на жестком панцире, отец прикрыл глаза рукой и, казалось, задремал. Черепаха, смирившись со своей участью, плыла в заданном направлении. Но доску я все же держал под рукой: мало ли что эта скотина в следующий момент учудит? Эх, Гринписа на нас нет! Впрочем, сама виновата — нашла, где нестись!.. Нет, мы все-таки идиоты: такая куча яиц на острове осталась!
От воспоминаний о еде желудок жалобно заурчал. Ладно, спасение утопающих — дело рук самих утопающих! Я протянул руку и потряс отца за плечо.
— Пап, ты спишь?
Артур приоткрыл один глаз, лениво поглядел на меня.
— Чего шумишь-то?
— Я тут вспомнил, как ты кофе нам выколдовал. Расскажи, а я попробую.
Арчи согнал возмущенно пискнувших мышей с груди и сел.
— Серьезно? — В голосе слышалась ирония.
— Ну да, — подтвердил я, — земли не видно, воды нет, еды нет, а жрать хочется.
Он почесал макушку.
— Э-э… Ром, создание органики — это очень, очень сложное действие. Не думаю, что тебе оно по силам, а я, сам видишь — маг на пенсии.
— Больше оптимизма! Ведро же я оживил, да и весло тоже. Разве создать пару чашек кофе и бутерброды сложнее?
— Будешь удивлен, но — да. Куда сложнее. Понимаешь, — Арчи задумчиво почесал бровь, — то, что ты пока творил, это мелочи. Цветущее полено, ожившие предметы — все это служит, пока есть магический заряд. Например: если бы черепаха не сожрала посаженное тобой весло, из него выросло бы дерево. Только вот какая штука… сгусток Силы, внедренный тобой, даст предмету подобие жизни, но не жизнь. Доска хоть и была когда-то деревом, и хранит о том память, но давным-давно мертва. Клетки органики не живут, не делятся, белки и прочие составляющие не синтезируются, соки не бегут по капиллярам… Жизнь ушла, но осталась память. Потому и проросла доска, пустила корешки-веточки. Вот только каждый отросток имеет структуру доски-прародителя. А теперь представь: стоит яблонька, кроной шумит, ветви к земле от яблочек гнутся. И все это —
— Но ведь растет же! — не сдавался я.
— Да не растет оно, в привычном смысле! Достраивает само себя из атомов окружающей среды. В тех же листьях никогда не будет фотосинтеза. А продукты — это органика! Понимаешь теперь?
Я устало склонил голову. Как все сложно оказывается!