Сила меча

Король сразу увидел, что я сильно не в духе, и в разговоре со мной язык у него заплетался от страха. Говорил он долго, путано и непонятно, смертельно боясь вызвать мой гнев. Конечно, он был осведомлён о том, на что я способен в гневе. Причём многое явно дошло до него в приукрашенном виде. И при этом он вынужден был сказать мне что-то такое, что мне явно, как он думал, не понравится.

На самом деле мне было абсолютно всё равно, что он мне скажет. Единственное, чего мне хотелось, это чтобы он поскорее ушёл и оставил меня в покое. А он всё говорил и говорил, по–щенячьи заглядывая мне в глаза.

В конце концов я убедился, что мои надежды на то, что он вскоре перестанет говорить и уйдёт, не оправдались. Пришлось вслушаться в его многословную и путаную речь, попытаться вникнуть в её смысл. С большим трудом, но я наконец сумел понять цель его визита, которую он уже долго пытался, обмирая от страха, объяснить мне.

Он явился якобы поздравить меня с грандиозным успехом в войне против Чёрных Колдунов, с успешным захватом Морской Свирели. При этом он с прискорбием замечал, что в Фатамии водится, к сожалению, множество клеветников, распространивших сплетни о том, что я якобы добровольно вернул Морскую Свирель Чёрным Колдунам. Сам он, разумеется, этому не верит, но просит меня, просит с единственной целью, чтобы раз и навсегда развеять эти слухи и пересажать на кол всех их распространителей, он просит меня показать ему эту Свирель. Или просто дать слово, что она у меня, слова герцога Максима вполне достаточно.

Я услышал чей-то хриплый, смутно знакомый голос и не сразу понял, что голос это – мой собственный. Этот мой равнодушный голос сообщил королю, что я на самом деле отдал Морскую Свирель Чёрным Колдунам.

Король побелел от ужаса и какое-то время вообще не мог говорить. Разумеется, он знал, что Свирель из-за меня опять у Колдунов. Но он явно надеялся, что я совру, дам ложное слово, и тогда он сможет уехать. А теперь он уже не может просто так уехать. Он вынужден действовать теперь так, как никогда бы не решился по собственной воле. Но ему теперь всё равно придётся действовать, выполнять чужую волю, волю тех людей (или не людей), которых он боится даже больше, чем меня.

Дрожащим, срывающимся голосом он наконец выдавил из себя фразу о том, что я совершил государственную измену. И приказал офицерам своей свиты арестовать меня.

И замер в ожидании смерти. Что эта смерть обязательно последует, он не сомневался и, наверное, молил лишь о том, чтобы она была не очень мучительной. Приказ арестовать самого Максима, могущественного рыцаря Лунного Света, приказ, отданный в его же замке, просто не мог закончиться ничем иным, кроме смерти. И не только для короля, вообще для любого. Это понимал не только он, но и его свита, побелевшая от ужаса не меньше своего юного монарха.

Мои слуги тоже отлично это понимали. На лицах многих из них застыли зловещие усмешки, им совершенно не было жаль короля–мальчишку, вынужденного отдать самоубийственный для себя приказ. Они приготовились, положили ладони на рукояти мечей, арбалетчики чуть приподняли взведённые арбалеты, ожидая, какое решение я приму – самому расправиться с дерзким королём и его подданными или поручить это другим. Им явно хотелось поработать мечами самим. Как я действую своим Мечом, они видели, и многим из них не терпелось показать мне, похвастаться, что кое–чему они успели у меня научиться.

Деревянным шагом, еле переставляя от охватившего его ужаса негнущиеся ноги, ко мне приблизился старший офицер из королевской свиты и потребовал, чтобы я отдал ему свой Меч. Он сумел справиться с собой настолько, что у него хватило сил подойти и сказать мне это. И каким-то невероятным усилием воли он даже сумел заставить себя именно потребовать от меня Меч, его голос не только не срывался, как у короля, в нём вдруг зазвучал металл! Властный жест, с которым он протянул руку за Мечом, был исполнен благородства и достоинства сознательно идущего на смерть человека. Идущего ради выполнения долга, ради верности присяге, ради того, чтобы умереть человеком, а не струсившим предателем.

Хоть и было мне ужасно плохо тогда, я почувствовал невольное восхищение. Вот это – настоящий аристократ! Человек, для которого бесчестие действительно гораздо страшнее любой смерти.

Все замерли, ожидая, что сейчас мой Меч, вылетев из ножен, разрубит наконец дерзнувшего протянуть к нему руку. Некоторые слуги, знавшие меня лучше других, не были так уж до конца в этом уверены, они допускали возможность, что я сжалюсь над безумным храбрецом. Но того, что произошло на самом деле, не ожидали даже они.

Лица всех присутствующих, в том числе и офицера, который “арестовывал” меня, вытянулись от изумления, когда я, вынув из-за пояса Лунный Меч вместе с ножнами, равнодушно отдал его офицеру.