Сила меча

Максим не успел ничего у меня спросить. Я расплакался. Уже второй раз за время нашего знакомства. Правда, причина на этот раз была действительно серьёзная…

Причина была не просто серьёзная, случилась беда, настоящая беда, такая, от которой не было и не могло быть спасения. Поэтому я даже не собирался что-то говорить о ней Максиму. Но разве от него скроешь? Он сразу почувствовал, что со мной, с его слугой и другом – беда. И теперь, когда я вдобавок не смог удержаться от рыданий, всё-таки придётся ему объяснять всё, что случилось. И уговаривать его, чтобы он не вздумал вмешаться, чтобы даже и не думал пытаться заступиться…

— Что случилось, Лео? – спросил наконец Максим, — Не плачь, не надо, расскажи, может, удастся что-нибудь придумать?

И я стал рассказывать. Как-то так получилось, что я просто рассказывал, даже не пытаясь удержать моего господина от гибельного вмешательства. Я неожиданно понял, что как бы я его ни уговаривал, он всё равно вмешается, всё равно заступится.

И мне неожиданно стало легче. Не было смысла тратить время на бесполезные уговоры, поэтому я, наоборот, старался говорить как можно чётче и быстрее. А вдруг? Вдруг в самом деле что-то удастся?

Я рассказал, что монахи пришли сегодня в мою деревню и схватили дядю, брата моего отца, и всю его семью, жену и троих маленьких детей. Кто-то донёс на них, что они занимаются распространением ереси, богомерзких историй из запрещённой Церковью Первой Книги.

Не дослушав меня, герцог Максим приказал седлать коней. Приказал таким голосом, который я уже и забыть успел, хотя и слышал в день, когда увидел Максима впервые, а большинство дворни – вообще никогда не слышали. Все привыкли, что господин не приказывает, а просит. Да и то редко.

Но сейчас он именно приказал. Не очень громко, но так, что стало ясно, что если его приказ не будет мгновенно исполнен, то… В общем, слуги поняли, что этот приказ нужно исполнить именно мгновенно.

Такая сила и решимость была в его голосе, что у меня внутри всё сжалось от призрачной надежды!

А вдруг? Никто и никогда не смел противиться монахам, действовавшим по воле Его Великой Святомудрости. Но он – Сын Бога, и он волен действовать так, как считает справедливым, а не так, как принято или не принято в нашем мире.

Досказывал я уже на скаку. Нахлёстывая бешено летящего коня, задыхаясь от встречного ветра, я отчаянно выкрикивал страшные слова. Что дядя с женой и их дети уже висят на дыбах на деревенской площади. Что уже согнана толпа смотреть на их казнь. О том, что монахам уже известно, что я – племянник схваченного “еретика и богохульника”, сын его брата, казнённого с женой три года назад за такое же богохульство. И что скоро должен быть послан (или уже послан) отряд монахов и за мной. Им известно, что я – личный слуга и доверенное лицо самого герцога Максима, но разве это может остановить служителей Святой Церкви, слуг Его Великой Святомудрости?

Этот отряд вооружённых монахов, “группа захвата”, как назвал их потом Максим, повстречался нам по пути.

— Именем Господа и Святой Церкви остановитесь! – торжественно приказал “командир группы захвата”.

— Прочь, быдло! – яростно рявкнул герцог Картенийский, выхватывая Меч и ещё сильнее пришпоривая мчащегося во весь опор жеребца, направляя его прямо в гущу пеших монахов.

От неожиданности те шарахнулись в стороны, и мы помчались дальше.

До деревни было недалеко, и когда мы ворвались на площадь, Лунный Меч по–прежнему был в руке Максима. И он даже и не подумал вложить Его в ножны.

На всём скаку он врезался в плотную толпу, которая мгновенно расступилась перед ним, и юный герцог оказался в окружении палачей. И стал рубить их. Одного за другим.

Со стороны это было, наверное, Божественно красивое зрелище. Мальчишка на бешено гарцующем красавце–коне, с Лунным Мечом в руке, которым рубил так умело и с такой яростью, что взмахи сверкающего драгоценного клинка казались вспышками серебряной молнии. И от этих вспышек Лунного огня не было спасения, они настигали палачей всюду, куда бы те ни пытались бежать. Каждая такая серебряная вспышка обильно окрашивалась алым, и кто-нибудь непременно падал зарубленным.

Сверкание серебряной стали, храп коня, заразившегося неистовой яростью седока, кровавые фонтаны, вой обезумевших от ужаса ещё живых монахов – всё это длилось считанные мгновения. Но все, кто был в это время на площади, на всю жизнь остались ошеломлены и очарованы случившимся

С этого дня люди наконец поверили, что Максим – действительно Сын Божий, о Пришествии которого на землю говорилось в “еретической” Первой Книге.