Но стоит перейти ко второму значению того же понятия, как определенность исчезает совсем!
Переход от силы к мощи кажется достаточно понятным и очевидным. Но переход к могуществу полностью разрушает все основания для сравнения. В проявлениях могущества мы вполне можем усматривать силу, но к работе или даже способности производить работу эта сила отношения не имеет. Хотя, безусловно, имеет отношение к дееспособности, то есть к способности иметь дела сделанными.
Обычно для того, чтобы дело было сделано, и требуется произвести определенную работу. Но в данном случае работа либо не производится совсем, либо надо очень точно понять, что значит «определенная».
Кто и как определяет работу, которая должна быть произведена? Очевидно, само дело. Точнее, собственно действие определения количества сил или труда, которые придется затратить, определяет, конечно, человек, поскольку он является единственным деятелем. Но определяет он всегда, исходя из разных оснований. Поэтому его работа по определению меры труда становится невидимой, а внимание переносится на переменную в этом уравнении. То есть на то, что определяет или задает меру.
Это, собственно, задача, которую предстоит решить. Поэтому, когда мы говорим, что требуется произвести определенную работу, мы говорим о будущем. И там, в будущем, «определенная» – это прошлое в будущем, там определение уже свершилось, поскольку оно всегда предшествует самой работе. Это определение еще предполагается делать, но можно и не делать. Однако если я начну действовать, определение вида и количества работы обязательно будет совершено, и потому язык отмечает его как свершившееся.
Но для моего исследования важно, что мы не просто умеем определять работу, которую надо сделать, но и умеем определять такую работу, какую делает сильный государь или сильное государство. Я пока даже не могу представить, что это, собственно, за работа, но при этом хорошо вижу, что «определенная работа» была проделана, и людишки забегали…
Чтобы научиться видеть такие тонкие проявления силы, стоит отступить к тому, что подметил русский язык. Вот, к примеру, пятое значение слова «сильный»:
Похоже, тут речь идет не о собственно силе, а о способности побеждать. В данном случае, в споре. Но, надо полагать, то же самое относится и к государству. Сильное государство, прежде всего, победоносно. По крайней мере, раньше это видели именно так. Потребовалась целая вечность, чтобы стало понятно, что для победоносности нужна некая внутренняя сила государства, скрывающаяся в экономике, культуре, отношениях людей, управляемости и многом другом…
Тем не менее, выражение «сильный спорщик» вовсе не обязательно означает, что человек всегда побеждает в спорах. Он как раз может и проигрывать, но спорит безудержно и по любому поводу. Иными словами, потребность спорить может быть слабостью человека, и при этом он называется сильным спорщиком. Очевидно, что этими словами обозначается не сам человек, а та личностная черта, которая в нем может называться спорщиком. И поскольку в каждом человеке живет желание поспорить, то есть в каждом есть в какой-то мере спорщик, то и оценивают в данном случае наших спорщиков, а не нас.
Говоря, что человек – сильный спорщик, – мы говорим, что в нем живет сильный спорщик, подразумевая личину, которая вобрала в себя всю силу человека, ослабив, к примеру, его здравый смысл и что-то еще.