Сиятельный

Доведись мне укокошить обычных жуликов, пусть даже рецидивистов-завсегдатаев розыскного листа, — и неприятности посыпались бы, как из рога изобилия. Убийство — это убийство; корона не одобряет, когда одни ее подданные лишают жизни других. А вот инфернальные создания — особая статья. Граждане не просто имеют право, но даже обязаны принимать для их уничтожения все необходимые меры, и хоть обычно под термином «все необходимые» подразумевается немедленный вызов полиции, самоличная охота на выходцев из преисподней вовсе не запрещена.

Главное — не ошибиться. Нашпигуешь алюминием или титаном суккуба — молодец, подстрелишь случайную бродяжку — отправишься за решетку. Законы империи мудры и справедливы.

Дежурившие ночью сыщики отнеслись к попавшему в переплет коллеге с пониманием и даже угостили кружкой кофе. Выяснив все обстоятельства происшествия, они отправили на место наряд констеблей, а меня отпустили отдыхать на все ту же скамью в вестибюле. И я был им за это откровенно благодарен — в камерах для задержанных условия далеко не столь комфортны, не говоря уже о весьма специфическом аромате тамошних мест.

Дежурный констебль растолкал под утро.

— Самоходная коляска ждет у гаража, — сообщил он, стоило только продрать глаза. — Поспешите, детектив-констебль.

— Конечно-конечно, — зевнул я и направился к черному ходу, где у ворот замер полицейский броневик, несуразным внешним видом напоминавший поставленный на колеса железный ящик. Рядом с его распахнутой дверцей курил шофер в кожаной тужурке, фуражке и форменных брюках.

— Детектив-констебль Орсо? — встрепенулся он при моем появлении.

— Он самый.

— Старший инспектор Ле Брен желает вас видеть, — сообщил тогда веснушчатый парень, выкинул окурок под ноги и не без сожаления растер его подошвой высокого сапога. — Готовы ехать?

— Да.

— Тогда в путь! — Шофер забрался за руль, изнутри отпер дверцу со стороны пассажирского сиденья и натянул кожаные краги. Гогглы он оставил болтаться на груди, поскольку ветровое стекло прикрывало нас от встречных потоков воздуха даже при откинутом на капот бронелисте.

Я забрался внутрь, и парень дернул рычаг запуска порохового двигателя. Раздался глухой хлопок, сиденье подо мной задрожало, а броневик рывком тронулся с места, но сразу остановился. Шоферу пришлось вновь повторить манипуляцию с рычагом.

— Давай же! — поморщился парень. — Ну же, старина Нобель, не подведи!

Тут движок размеренно зачихал, пожирая гранулы прессованного тротила, и поскольку продукция «Пороховых двигателей Нобеля» пользовалась среди знающих людей дурной славой излишне капризных механизмов, я нервно поежился и предупредил:

— Думаю, нет нужды торопиться…

— Да ерунда! Схватилось! — отмахнулся шофер и вывернул баранку, направляя самоходную коляску на проезжую часть. — И никаких лошадей!

— Лошади не взрываются, — напомнил я.

— Зато лягаются и кусаются! — возразил парень. — А здесь безопасность полная!

— Расскажи это Сантос-Дюмону.

Но урезонить собеседника не получилось.

— Экспериментатор! — саркастически произнес он. — Точно говорю, сам с доработками двигателя перемудрил, вот и рвануло.

Поначалу движение сопровождалось заметными рывками, но с увеличением скорости ход сделался более плавным и ровным. Броневик вывернул на оживленную улицу, и шоферу стало не до разговоров; телеги и кареты не торопились уступать нам дорогу, пешеходы где попало перебегали проезжую часть, даже медлительный паровик гудел, упрямо требуя пропустить вперед. Двигатель захлопал часто-часто, кресло подо мной вновь затряслось, но вскоре броневик миновал затор и начал уверенно набирать скорость.

Минут через десять самоходная коляска остановилась на перекрестке у давешнего особняка; я распахнул дверцу и выбрался к уже прибывшему на место преступления полицейскому руководству.

Бастиан Моран курил у распахнутой настежь калитки, Морис Ле Брен что-то ему раздраженно втолковывал, но сразу отвлекся и зарычал на меня:

— Констебль! Вы что творите? Вас отстранили от службы, а вы устроили перестрелку! Убили двух человек! За решетку угодить хотите?

В своем броском клетчатом костюме он напоминал вышедшего на утренний моцион рантье, но тяжелое лицо с мощной челюстью и холодные глаза помогли избежать ошибки и не отнестись к его неудовольствию слишком уж снисходительно.

Я молча выслушал нотацию, потом со всей возможной почтительностью произнес:

— Господин Ле Брен, этим расследованием я занимался в частном порядке, но готов понести любое наказание… — и протянул ему поручение Альберта Брандта.

— В частном порядке? — фыркнул глава сыскной полиции, выхватывая у меня листок. Он вставил в правую глазницу окуляр пенсне, пробежался взглядом по неровному рукописному тексту и презрительно фыркнул: — Студенческий перстень? Вам поручили отыскать студенческий перстень, а дело кончилось двойным убийством?

— Ситуация не столь однозначна, каковой представляется на первый взгляд, — возразил я. — Мне пришлось воспользоваться своим правом на защиту!