Сигнал

Доктор облизнул пересохшие губы, думая, как лучше сформулировать. Он не собирался пускать полицейского по неверному пути, но и не хотел отмахиваться от своих предчувствий:

— Проверьте кровь на следы отравления антикоагулянтом, мало ли что. Возможно, все это излишняя мнительность, но я заметил целый ряд странно похожих симптомов сразу у нескольких моих пациентов, и вероятно, что речь идет о массовом отравлении.

Итан Кобб смотрел на него, подняв брови.

Лайман уточнил:

— Один из ресторанов или продукты из какого-то магазина, не знаю. Может, все это пустяки, но на всякий случай я вам сообщаю.

Лейтенант поблагодарил его, и Лайман забрал свои вещи, чтобы тоже выйти.

— В любом случае, что касается Вальдеса, я не заметил в его поведении ничего необычного. Он не… простите, он не страдал такими расстройствами, как вы предположили.

— И это не могли быть побочные эффекты каких-то из его таблеток?

Лайман снова задумался, потом решил, что не скажет ничего такого, что коп не знал бы и без него.

— Никогда нельзя до конца этого исключать, но до сих пор он совершенно нормально переносил все препараты.

На порог кабинета упала тень шпиля Сент-Финбар, католической церкви на севере Грин Лейнс — историческом ирландском квартале. Вечернее солнце заходило за гору Венди, и на леса начинала опускаться тень. Где-то играли дети, а на той стороне улицы за ржавыми воротами и старой стеной скрывалось кладбище с заброшенными могилами, покрытыми лишайниками и плющом. Доктор Крис Лайман протянул руку лейтенанту Коббу и попросил позвонить, если обнаружится что-то необычное в анализах крови Купера Вальдеса. Он показал конверт, объяснив, что составляет подборку свидетельств. Возможно, за этим ничего не скрывалось — случайное совпадение, чрезмерное усердие с его стороны, но стоит быть бдительным.

Мужчины готовы были разойтись, когда обратили внимание на темную тучу, собравшуюся над ними необыкновенно низко.

Стая летучих мышей вилась над колокольней в потрясающе синхронном полёте. Вдруг они взметнулись к небу, на секунду застыли и, сложив крылья, обрушились на землю. Несколько десятков летучих мышей!

Их маленькие тела взрывались, как маленькие снаряды из плоти и крови, издавая отвратительные шлепки при соприкосновении с землей. Крохотные кости тут же разбивались об асфальт, а кожаные крылья ударялись о землю с сухими щелчками. Скоро этот дьявольский град покрыл всю площадь перед церковью влажной кашей, и этот кровавый поток медленно плыл в канализацию.

Доктор Лайман и Итан Кобб не могли шевельнуться. Они застыли, открыв рот от ужаса.

Колокол прозвонил «Angelus Domini», и Лайман вздрогнул. Эти летучие мыши только что покончили с собой у них на глазах.

Они пожертвовали собой. Плоть стала словом.

17

Слюнявый розовый язык бесстыдно дергался в раскрытом рту, как огромный слизняк, издавая отвратительное бульканье.

Чад, Оуэн и Кори стояли, ухмыляясь.

— Фу! Это мерзко! — закричали они.

— Ну, вот так надо целоваться с девчонкой, — объяснил Коннор, закрыв рот. — Но при этом надо следить за руками, потому что надо потрогать ее грудь, но так, чтобы она не рассердилась. Надо почувствовать, нравится ли ей. И ласкать, но не в ритме поцелуя. Клянусь, это не так просто!

— Но ты правда это делал? — удивился Кори, сморщив свой покрытый веснушками нос.

— Ну я же вам рассказываю! На прошлой неделе в Торонто, с Ким, племянницей новой пассии моего отца.

— И грудь тоже?.. — спросил Чад недоверчиво и восхищенно.

— Конечно. Она мне позволила.

— Вау! — мечтательно выдохнули мальчики.

Коннор хлопнул в ладоши.

— Ну так что, где наша провизия?

Оуэн поднял рюкзак.

— Все здесь.

— Значит, вы готовы?

— Готовы на все, как Ким со своими сиськами, — пошутил Чад, и все снова загоготали.

— Тогда идем, — скомандовал наконец Коннор. — Идите за мной, дорога прямо здесь.

Четверо подростков вышли из сада в лес, скрывший от них палящее полуденное солнце. Они обогнули заросли ежевики и шагали среди высоких папоротников, пока наконец не оказались на просеке, которая шла перпендикулярно Ферме.

— Это тропа охотников? — спросил Оуэн.

— Да, еще тут ходят грибники, а ночью даже лоси и крупная дичь, — ответил Коннор, который, по-видимому, знал, куда двигаться. — Дорога идет до холмов и выше на гору Венди, но мы срежем путь и повернем раньше.

Чад восхищался самоуверенностью, которая сквозила в речи Коннора. Он был всего на год старше Чада, но, кажется, обогнал его на многие световые годы во всем, что действительно имело значение.

Издалека донесся собачий лай, и Чад спросил двоюродного брата:

— Ты запер Смауга в доме, правда же?

Напряжение между ними после того случая с укусом постепенно сошло на нет. Оуэн стоял на своем и говорил, что он тут ни при чем, а гнев Чада прошел через несколько дней. Он справедливо рассудил, что проще простить брата, чем играть одному.

— Да, в кухне. В любом случае, не думаю, что он бы с нами пошел, ему не нравится этот лес. Думаю, он боится. Тут стремно, скажите, ребят?

— Чего ты боишься? — спросил Коннор.

— Не знаю.

Кори положил руку Оуэну на плечо.