Я вынырнул из своих мыслей и остановился, ибо почуял зверя. Не дыхание, не шелест, не лай загоняющий, а взор. И не в затылок или спину, как, бывает, бросают взгляд, желая зла, а в лицо, в глаза.
Я остановился, не шевелясь, замер, истинно как статуя, и вгляделся в синие тени, из которых уже выглядывала скорая холодная ночь. Ничего, только полосатая птица перелетела с ветки на ветку да лист упал с клёна.
«… И зверь заговорит…»
Замирать, видно, у меня и правда получалось хорошо. Были тому причины, было и подтверждение: бурундук перебежал дорогу едва ли не в локте от меня, видно, приняв за каменное изваяние. Синица села на плечо. Я выждал ещё немного — не из осторожности, а потому что хотел посмотреть на бурундука и синицу, — и шагнул вперёд. И тут из теней и кружения листьев, рыжий и седой, как сам лес, вышел зверь. Большой, зараза, в холке мне по пояс. По шерсти его пробегали искры. Он сморщил нос и оскалил желтоватые зубы и тёмные дёсны.
— Не заграждай пути, — сказал я, и убоялся, что он ответит мне.
— Я не пропущу тебя, — ответил он хриплым высоким голосом, и я увидел, что пасть его черна.
Ну вот, значит, я и дошёл до черты, и древние механизмы провернулись на своих осях. Второе совпадение с Божьей книгой за один вечер.
— Почему? — спросил я его.
— Ты идёшь на край мира.
— У мира нет края.
— Боги велели людям никогда не заглядывать за него.
— А тебе велели стеречь? Ты не думал наплевать на приказы богов, которых уже полтысячи лет никто не видел?
— Я не предам создателей и не накличу тварей, что живут за краем мира. И тебе не дам.
— Боишься за свой лес? — я рассмеялся.
— Боюсь за весь мир.
— Извини, глупо звучит, учитывая твой вид.
— А ты свой таишь.
— Есть причины.
— Уваливай.
— Как грубо.
— Я могу и порвать.
— Я могу и зарубить.
— Был тут один такой.
— Не такой. Да и его, Агапа, ты как-то пропустил?
Зверь нахмурился, пошуршал лапой в листьях.
— То не я, то был отец моего отца.
— Назвать его дедом, что, вера не позволяет?
— Я верю в то, что Боги вернутся.
— Я и не отрицаю. Просто хочу посмотреть, что там за клеткой, которую они для нас отвели.
— Там твари, рыцарь. Но ты не увидишь и их — Гварда остановит тебя, как остановил Агапа.
Я шагнул к нему, и зверь подвинул лапу вперёд. Изящную, я бы сказал. Он весь был словно нарисован хорошим графиком, почти утончённый, с золотыми глазами и тёмной шерстяной маской на рыжей, не то волчьей, не то лисьей морде. Лапы его были подобны волчьим, когти кривы, а хвостов было, конечно, семь.
— Уходи, — сказал я.
— Возвращайся, — сказал он одновременно со мной.
— Нет — ответили мы хором, и я рванул из ножен меч, а он взвился с места, словно пружина.
Как мог быстро отскочил я в сторону, и зверь толкнул меня лапой и плечом, так, что я полетел в листву.
Клинок свистнул, рассекая холодный воздух, и зверь прянул вперёд, ниже меча, чтобы ударить меня лапами в грудь. Я отступил в сторону и развернулся, не опуская клинка.
Зверя занесло в листве, но он повернулся на удивление быстро, распахнул пасть и снова припал к земле перед прыжком. Я подал руку от плеча вперёд, и клинок вошёл ему в пасть.
Мне оставалось лишь дожать удар.
Вместо этого я медленно, медленно потянул клинок на себя, по языку зверя. Металл скрежетнул о зубы.
За спиной зверя, выкатившись из леса, стояли два маленьких волчонка. Пушистых, неуклюжих.
— Твои? — спросил я.
Тот кивнул, осторожно.
Теперь я понял, что это была самка. Боги, почему иногда я так туп.
— Я оставлю вас в покое, если ты дашь мне пройти.
Ещё одно согласное движение головой.
Я достал меч. Он был чист, ни капли крови.
Охапкой осенних листьев я вытер его.
— Но ты будешь плакать кровавыми слезами, когда увидишь край мира, — сказала волчица, или кто она там. — Я бы не дала тебе пройти, несмотря ни на что. Но есть шанс, что тебя остановят другие. Пока он есть, я не буду рисковать детьми.
— Я бы не тронул твоих детей в любом случае, — сказал я. — А теперь я ухожу. Живи и дай жить другим.
— Ладно, я-то что. Так, просто предостережение. Гварда разберётся.
— Спасибо, конечно, теперь я уведомлен. И пойду по своим делам.
— Ты не вернёшься, — сказала волчица.
— Я уже слышал это, — ответил я. — Когда-нибудь я вернусь, отведу тебя к краю карты и покажу земли, что лежат за ним.
С этими словами я отвернулся от неё и пошагал дальше. Мне казалось, что она вцепится мне в шею, но она осталась стоять там, где стояла. Когда я не выдержал и обернулся, её уже не было, только низкая ветка качнулась. Как ладонь, отгоняя: иди, мол.
Невидимое за ветвями и тучами солнце скатилось за горизонт и погасло, наступила ночь, а ночью пошёл снег, и тонкий лёд снова звенел у меня под ногами. К утру лес стал чёрным и белым, только иногда алый лист проглядывал из-под покрова. Я прошагал целый день, и ночь, ожидая стука медных копыт, но его не случилось. Никаких препятствий. И никакой зелени.
Снова наступило утро, и я подумал, что скоро уже станет видна Закота.