Сиблинги

На проходной у шлюза стояли не двое, а один. Ростом с Макса, но не Макс. Незнакомый парень. Но при этом знакомый.

Такого не могло быть.

Потому что когда Витька Беляев пропал, то на вид ему было лет двенадцать, как новенькому Женьке. А сейчас ему шестнадцать, как Дольке. Или даже восемнадцать, как Максу.

И это точно он: Долька видела личное дело, фотографии. Помнила, каким он вырос. Примерно таким же… Или всё-таки другим? Не таким обалдевшим?

Долька сказала:

– У тебя руки в крови. – А потом спросила: – Вить, это точно ты?

Беляев посмотрел на неё – первый раз сверху вниз.

– Да какая теперь разница…

Голос у него был взрослый, усталый. Лицо серьёзное, бледное, как всегда после аварийной переброски. И одет в какое-то… чёрт-те что.

Джинсы, сильно не по размеру, большие и потрёпанные. Уродливая чёрная косуха, очень старая, воняющая табачищем и грязным домом. На куртке тоже была кровь. Или что-то ещё.

– Макс дома?

– На вылете. Утром вернётся. А что?

Витька пожал плечами – так медленно и осторожно, будто на них лежало что-то невидимое и очень хрупкое. Или ему было больно?

Долька окончательно проснулась.

– Тебя ранило?

Он отозвался странно. Очень медленно:

– Ага. Меня. Я сам.

Голос был глухой, интонации как у пьяного. Или Долька так решила из-за того, что голос взрослый? Непривычный.

– Может, я позвоню? – осторожно спросила Долька. – Куратора вызову? – она не могла произнести «Вениамина Аркадьевича». – Или тебе врача надо?

Беляев помотал головой.

– Ничего не надо. Я сам… то есть потом… Позже.

Он замолчал, а голова всё ещё моталась. От усталости!

Долька наконец сообразила. Ухватила Витьку повыше локтя (и ладонь сразу стала липкой, перемазалась в крови), повела к мальчишкам в умывалку. Тут были душевые кабинки, одна – большая, как для инвалидов.

Витька как-то неуклюже поднял руки, стал дёргать застёжку своей идиотской куртки. Долька обернулась на шорох в дверях.

Гошка, Юрка, близнецы, Ирка с Людочкой. Ну, конечно.

Витька наконец расстегнул куртку. Из-под неё на кафель выпало что-то вроде грязной меховой шапки, когда-то белой, а теперь невообразимого цвета.

Беляев тихо выругался.

– Котик! – радостно вскрикнула Людочка.

Витька выругался ещё раз.

2

Котик был настоящий. Людочка не могла поверить своему счастью! Игрушечных котов может быть сколько угодно, и меховых, и заводных, но это ведь не то. Мягкая игрушка – всё равно игрушка, неживая, как её ни обнимай. А тут вот живой, тёплый, пушистый котичек. Только очень грязный. Выросший Витя выпустил его из своей куртки и потом ругался, а котичек уши прижимал – наверное, ему не нравились такие слова.

Людочка хотела, чтобы котичка звали Снежок, он же беленький почти весь. Или Пушок – потому что у него шерсть такая, длинная и очень красивая, даже когда грязная. Но Витя сказал, что кота зовут Беляк, что это его кот и что… Тут Долька перебила его, сказала:

– Люд, ну что ты грязного такого тискаешь… Вымой тогда уж.

И Людочка пошла с котом в умывалку для девочек. Котик был большой, тяжёлый, тёплый и очень послушный. Лёг в раковину, снова уши прижал и совсем-совсем не сопротивлялся, не царапался, не шипел, не хотел убежать… будто он всё-таки был немножко игрушечный.

Наверное, котик после перегрузки тоже устал, как они устают. Ира принесла шампунь, стала помогать. Ира зевала, даже не сразу запела. А когда запела, котичек Ире ответил – тоже так тоненько. Шёрстка у него стала совсем белая, они с Ирой смыли всю грязь, и остальное тоже смыли. Ира сразу объяснила, что это кровь, но не котикова, ничего страшного… И что котик теперь на планетке будет жить. Людочка про это котику так и сказала, хотела, чтобы он помурлыкал в ответ.

Но котик всё лежал в раковине, прижав уши. Он медленно дышал, мокрая шерсть слиплась, и было видно, что он очень худой. Они с Ирой завернули котика в полотенце и понесли на кухню. Там молоко в холодильнике, и котлеты, и сыр… Но котики, наверное, сыр не едят. Людочка не знала, Ира сказала, что нет, а вот молоко…

Тут в кухню Долька пришла, с большим полотенцем и ещё с комбезом. Долька сказала, чтобы они спать шли. И котика с собой взяли.

Людочка даже не успела попросить, чтобы котик жил у них с Ирой в комнате, – надо было первой просить, а то Гошка тоже потом захочет и скажет, что это он первый. У него и стихи про кота уже есть! Но Долька сама всё велела, именно вот так…

И получалось теперь, что котик – Людочкин. И спать он будет у неё в кровати. Блюдце с молоком они с Ирой посреди комнаты поставили, но котик лакать не стал. Людочка его положила на свою подушку и сразу убрала игрушечных котиков оттуда. Чтобы настоящему обидно не было. И настоящий свернулся бубликом и замурлыкал… Хороший какой котик!

Было так радостно засыпать рядом с котиком и знать, что утром проснёшься – а он рядом, живой, настоящий, уже совсем пушистый… Как хорошо, что Витя его привёз!

3

Юра посторонился, пропуская Иру и Людочку с котом. Тут кроме него теперь оставались только Витька и Долька.