Шырь

Минут через десять я сварил кофе. Обернул горячую кастрюлю полотенцем, принес ее из кухни в комнату и поставил на журнальный стол. Затем принес две кружки и сахар.

— Долго говорила с врачом? — спросил я, наливая ей кофе осторожно, чтобы в кружку из кастрюли не попал осадок.

— Нет, — ответила Ася, — эта тетка кратко объяснила, в чем дело, с неприязнью. И все. И показала справку с печатью. И смотрела на меня, как на блядь. — Ася встала с дивана, сняла свою красную спортивную куртку, бросила ее на пол рядом с ноутбуком, затем снова легла, уткнувшись лицом в скомканное одеяло.

Я вынул из нашей большой сумки — еще не разобранной после заезда в квартиру — пол-литровую фляжку с дагестанским коньяком и уговорил Асю выпить. Она сделала несколько глотков. В кофе ей я тоже добавил коньяка.

Глядя на то, как Ася медленно пьет, морщась, из своей кружки, я стал думать о том, что нам не повезло с этой квартирой, что по-хорошему в ней все должно быть наоборот: журнальный стол — не квадратный, а круглый; обои — не загробного серо-зеленого цвета, а повеселей; окна и балкон — не на шоссе и автовокзал, а в тихий двор, — и тогда, возможно, обстановка квартиры не была бы такой неуютной. Но проблема таилась не во всем этом, а в прошлом Аси.

— Послушай, это важно, — сказал я. — Хочу рассказать тебе о России.

— Пока ты сам варишь кофе, Россия не избавится от имиджа страны третьего мира, — ответила она.

Я обрадовался тому, что Ася пыталась шутить. Это означало, что она не впала в бесповоротное уныние.

— Все люди в нашей стране делятся на две группы. Ровно на две: на плотскую и референтную, — сказал я, стараясь казаться веселым и уверенным в том, что говорю. — Плотская — это существа, от которых ничего не зависит, которые слишком активно заботятся о своем теле. И поэтому ими можно манипулировать.

— Хватит, Олежа, — ответила Ася, но по ее смягченному алкоголем взгляду было видно, что она все-таки не против послушать.

— Пойми, — я сделал серьезное лицо, — мы с тобой — не из плотской группы, а из референтной. От нас кое-что зависит. Мы можем влиять на события.

— Зачем ты это говоришь?.. — задумчиво спросила она.

— Ася, — не отступал я, — согласись: ведь мы с тобой не сиротливое дерьмо на обочине истории, да?

Она слегка улыбнулась.

— Мы — референтная группа, наши эмоции летят прямо на небо, — закрепил я эффект. — И уловки системы нам не страшны. На этом основана вся современная гуманистическая мысль, однако гуманизм в отсталых странах — это всегда двойственная вещь. Тебе гарантированы какие-то блага, но при этом ты находишься в системе здравоохранения, которая может признать тебя отработанным материалом. Вот как признала тебя спидозной сегодня. Система сообщила тебе только маленький толчок, а дальше ты сама достраиваешь свою негативную реальность…

Мне захотелось лечь рядом с ней, погладить ее по голове, поцеловать, но я не сделал этого: мне начало казаться, что она уже не телесна по-человечески, а перешла в иное, неприкасаемое состояние ради гиблой научной правды.

— Как выглядела женщина-врач, с которой ты общалась? — спросил я.

— Она была… — Ася прикусила нижнюю губу, вспоминая. — Она похожа на уродливого клоуна. Рыжие крашеные волосы. Ужасно.

— Верно! — сказал я. — Иногда система не может скрыть свое настоящее лицо. Если бы ты подольше пообщалась с этой клоунской теткой, она наверняка завела бы разговор о любви к отечеству: Россия — вперед! Мы опять — впереди планеты всей!.. И прочее в таком роде… Все эти иезуитские матрешки, мемориальный бред. Система навязывает нам свои реалии, и вот тут-то мы приходим к ложному здравоохранению. Правильно?

— Не знаю.

— Так вот, Ася, если сложить наши возрасты, получится сорок пять лет. Мы не дети. И не должны попасться на медицинский крючок. Вообще, зря ты ходила сегодня в исследовательский центр. Мы с тобой не люди этого города, даже не люди мира, а дети вселенной и почти герои…

Ася лежала на диване, а я сидел на стуле. Иногда я вставал, ходил по комнате с кружкой в руке, продолжая говорить, и смотрел в окно на соседние дома под бледно-сизым небом, смотрел на здание Щелковского автовокзала внизу за дорогой. Там стояли рядами автобусы междугородных рейсов, их двигатели работали, и от этого площадь перед автовокзалом была замутнена дизельным выхлопом.

Затем я отнес кастрюлю с остывшим кофе на кухню. Готовил там завтрак и громко рассказывал о системных ведомствах, контролирующих разные сферы жизни граждан. Ася хорошо слышала меня, дверь в комнату была открыта.

Мы поели, и я предложил посмотреть фильм из коллекции Аси. Я сказал, что, раз мы с ней почти герои, фильм следует выбрать веселый и без фантастики. Ася перебралась с дивана на пол, села, скрестив ноги, и открыла свой любимый портфель с дисками. Несколько минут мне можно было молчать.

Провал

Моей сестре Шелли Марш посвящаю этот анимационный рассказ

1