– Вы пеллианка? Конечно, только по родителям. Но вам известна страна ваших предков? Вас узнали бы, если бы вы вернулись туда? – Он покачал головой. – Мне запрещено возвращаться в Квайсет в течение десяти лет. В Лиге мы все галатианцы – независимо от настоящего происхождения.
Он посмотрел на меня поверх своего тонкого носа, словно оценивал как владелицу ателье, как сестру или чародейку, но не как галатианку.
– Я был связан старым семейным знакомством с некоторыми фондами, принадлежавшими домам патрициев. Они поверили в наше дело. Потому что галатианцы не единственные, кому хочется более справедливой Галатии.
– Меня не волнует, как квайсы относятся к Галатии, – ответила я. – Если верить вам на слово, вы обращались с моим братом как с равным – как с галатианским либералом, – а затем предали его, когда это совпало с вашими интересами. Как можно вам доверять?
– Союзы создаются общими целями. Если революция не является целью вашего брата, он мне не союзник.
Если Пьорд когда-то и уважал моего брата или имел сочувствие к человеческой жизни, все это превратилось в холодный прагматизм. Я решила закрыть глаза на его махинации.
– Если вы хотите навредить мне, я не буду работать на вас. Вы нуждаетесь в моем даре. Поэтому если вы нанесете вред…
Несколько посетителей посмотрели на нас, любопытствуя по поводу моей вспышки. Пьорд улыбнулся и приподнял свой бокал, словно произносил веселый тост на вечеринке.
– Если я нанесу вред вашему брату, вы можете винить в этом только саму себя. – Он склонился ко мне. – И запомните: никому ни слова.
20
Я шла домой под моросящим дождем. Серое небо темнело над городом. Облака едва не задевали уличные фонари, освещавшие мой путь. Я не нарушала никаких законов – законы Галатии не регулировали использование чар и проклятий. Я убедилась в этом, открывая ателье. Дар был слишком редким, чтобы облагать его законами. Просто чиновник вел учет примененных проклятий, в каких бы преступлениях они ни употреблялись. Когда проклятие вело к смерти, его учитывали под графой «убийство». Если планы Пьорда пойдут успешно, я буду участвовать в убийстве – нет, цареубийстве. Это нарушит все мои правила. Но у меня имелась веская причина. Мать постоянно предупреждала о чародейках, которые «вели себя плохо» и занимались темными проклятиями. Их ловили и казнили как убийц, или же они становились безумными, или умирали в темных переулках от рук мстительных жертв. Конечно, ее истории имели фольклорные корни и были рассказаны сотни раз без конкретных подробностей. Раньше я почти не верила им. А вот теперь верила.
Я содрогалась от капель дождя, которые пробирались мне за шиворот. Мне не хотелось превращаться в создательницу проклятий, к чему меня принуждали. Но я должна была спасти моего брата. Мне не оставили выбора.
Что я еще могла сделать? Позволить убить Кристоса, чтобы отстоять свои принципы? Удерживать запертой темную магию, которая питала проклятия? Увы, я не могла вернуться к прежнему. Возможно, кто-то другой смог бы выбрать непонятное мне моральное правило и отвергнуть брата. Но для меня Кристос был единственным, превыше всего остального.
Может быть, рассказать кому-то еще? С самого начала Пьорд предупредил: никому ни слова. Да, я не могла искать брата без долгого отсутствия в ателье. Но, отказавшись от этого, я вызвала бы ненужные подозрения. Казалось, что Пьорд не учел один важный аспект – возможно, некоторые могли незаметно исчезнуть с улиц города, но только не Кристос. Его знали слишком много людей. Я посмотрела на гавань. Мрачные тучи запутались в высоких мачтах кораблей. Белые паруса, поднятые и уложенные как подрезанные птичьи крылья, блестели в лунном свете.
Паруса. Ну конечно! Импульсивный Кристос всегда искал работу. Он мог наняться на корабль и уплыть. Почему он никому не рассказал о своем желании? Позже я подумаю над этим вопросом. Почему он уплыл во время расцвета рабочего движения, которым руководил? Еще одна течь. Пьорд оставил мне обтрепанный конец, который я не могла аккуратно подшить. Но судно уже в океане и не способно выйти на связь. Это объяснит его отсутствие. А мне оставалось только молиться о глупости других людей.
И разбить сердце Пенни. Я вздохнула. Завтрашний день не собирался быть легким.
Пока свеча горела в ночи, я придумывала и перепроверяла историю. На следующее утро головная боль намекнула мне, что сна определенно не хватило. Я торопливо пошла в ателье, чтобы закончить шапку с чарой любви и нарезать шелк для другого заказа. Физический труд, казалось, успокаивал и позволял игнорировать приближавшуюся встречу с Пьордом. Шелк и рыжая тафта шелестели под моими руками. Мне уже виделось, как заказанный жакет принимал свою форму. Я шпиговала его булавками и сметывала, подгоняя под фигуру клиентки.
Алиса ввалилась в магазин, стряхивая капли дождя с подола юбок.
– Пенни не придет, – сказала она кратко. – Бедняжка плакала весь вечер после того, как вы ушли. Она заявила, что весь сегодняшний день будет искать Кристоса. Еще добавила, что вы можете урезать ей зарплату.
– Хорошо, спасибо.