Швея-чародейка

У меня задрожало в груди.

– Я рада, что ты не знал об их сговоре. Тебя бы не стало, если бы ты воспротивился.

Джек подумал над моими словами.

– Я никогда не обращал внимания на Венко. Он действовал через мою голову и считал, что лучше каждого из нас. Но мы нуждались в нем. И вот теперь мы, похоже, ему вообще не нужны.

– Наверное, ты прав. Я слишком поздно узнала его, чтобы предупредить тебя, Джек. Позаботься о себе, как только можешь.

– Ты тоже, Софи. У тебя еще есть время, чтобы удрать из города. Я думаю, тебе удастся.

– Это дружеский совет или я действительно в большой опасности?

Он посмотрел в окно. Его глаза остановились на какой-то удаленной точке, а голос был соразмерен легкому снегопаду за окном.

– Вполне вероятно, что все знатные люди – вплоть до самого мелкого чиновника – находятся под угрозой. Мне это не нравится. Но чем больше у Нико возможностей, тем чаще он думает о сражении. Я полагаю…

Джек повернул голову и взглянул на меня.

– Следом за знатью возьмутся за тех, кто симпатизировал им. Нико говорит, что, если собаки вырвались из клетки, они покусают любого, считая, что именно этот человек и бил их плетью.

– Он так говорит?

– Да, – со вздохом ответил Джек. – Я знаю, ты дружишь со знатными леди. На твоем месте… я попросил бы их об услуге и выбрался из города. Куда-нибудь, где Пьорд бы меня не достал.

Что стоило ему – при его гордости, потерянной надежде и бессонных ночах – прийти ко мне?

– Спасибо за предупреждение, Джек.

– Это кажется неправильным, – сказал он. – Толпа, собравшаяся у твоего ателье… Они тоже действовали несправедливо. Но я ничего не мог поделать. Нико прав – мы можем контролировать только тех людей, которые почувствовали вкус революции.

– С одной стороны, это верно, – мягко сказала я.

Менять курс Красных колпаков было слишком поздно. Тем не менее я думала о добром начале, которое оказалось проигнорированным, когда революция еще только-только проросла. Кто был в этом виноват, если отследить ситуацию до истоков? Лидеры Красных колпаков, повернувшие к насилию, или ничего не замечавшая знать? Скорее всего обе стороны. И такие, как я, – желавшие заставить изменчивый мир принять невозможную форму.

Джек прочистил горло.

– Ты не с нами, но никогда не была и против нас. Если после завтрашней ночи Красные колпаки одержат верх, ты будешь считаться врагом – из-за своей работы, из-за тех людей, с которыми обедала. Никто не узнает, что на самом деле ты сделала для нас.

Я отвернулась.

– Сделала под принуждением, Джек. Меня заставили. Потому что оказалось, что во время революции никто не остается безучастным. Это просто невозможно.

– Ладно. Оставайся в безопасном месте.

Он немного покраснел, склонился ко мне и поцеловал в щеку. Я позволила ему это.

– Ты тоже, Джек.

Он ушел, сопровождаемый новым порывом холодного ветра.

У меня сжался живот. Я могла покинуть город. Если безопасность стала единственной важной вещью, я могла нанять экипаж или купить себе место на борту корабля, уходившего из гавани. Безопасность была моей целью с тех пор, как я обнаружила, что Кристос не находился в плену. Перестав защищать его, я обнаружила, что у меня самой не осталось ничего для защиты. Никаких идеалов и этики. Только я сама.

Несмотря на мои усилия убрать проклятие, я не могла повлиять на планы Пьорда. У меня не было возможности попасть во дворец, увидеть шаль и аннулировать свою часть сделки. Разве что вместе с признанием вины. Я не смогу получить приглашение на бал Средизимья или просочиться во дворец. Боль все разрасталась, затягивая меня в свой водоворот. Если я признаюсь, меня обвинят в предательстве и повесят. Мое ателье, торговля, мастерство – все то, что я выстраивала и чем гордилась, – исчезнет в одно мгновение.

Теодор заявлял, что любит меня, но сохранится ли это чувство, когда он узнает о моем поступке?

Если я не признаюсь, король и королева, вероятно, умрут, и, наверное, вместе с ними погибнут многие другие. Это будет только началом. Революция, которую затеяли Пьорд и Кристос, не остановится на убийстве короля. Она распространится на улицы и на горожан. Их революция перерастет в гражданскую войну, и она затронет не только мирных жителей, солдат Короны и знать, как говорил Джек. Раскол пройдет и в моем ателье. Пенни поддержит приход нового правительства. Алиса будет протестовать против насилия и беззакония, которые сопровождают любой мятеж.

Раньше я верила, что смогу держать нейтралитет. Мне казалось, что, погружаясь в революцию, я воспарю и увижу истину. Что худшее закончится, я как-нибудь переживу вину за то, что сделала, а потом освобожусь от сил, которые поглощали улицы, город и всю Галатию. Что я останусь невредимой. Но так не получится. Мне нужно решить, на какой стороне оставаться. Решить немедленно. Сейчас.

Я вытерла слезу, бежавшую по щеке. Я знала, что мне нужно делать. Тут был свой риск, но другого способа не было. А я хотела приуменьшить потери.

Дверь открылась с жалобным скрипом.

– Алиса, – сказала я пустым голосом.

– Это худший Фестиваль песни, на который я приходила, – тихим голосом произнесла она.