Швея-чародейка

Слова Кристоса были встречены криками подтверждения. Я прижалась спиной к каменной стене ателье. Как только появился брат, женщина, бросавшая камни, исчезла. Я смотрела на Кристоса и не узнавала того мальчика, рядом с которым выросла. Это был лидер. Как сказал Пьорд: прирожденный лидер. «То есть тот великий человек, которым он хотел стать, – подумала я. – В другом месте и в другой жизни». У меня перехватило дыхание. Он пытался создать то место и такую жизнь, где мог бы быть кем-то еще – не просто рабочим и поденщиком. Я создала свой мир собственным мастерством и ателье. Я заслужила свое счастье. Он – нет! Никто из этих людей не был счастлив. И поэтому он стал для них лидером – из их потребности к переменам.

Он все еще говорил, а я смотрела через притихшую толпу на Теодора. Герцог мудро спрятал пистолет, но по-прежнему остался на том же самом месте. Он не желал покидать меня.

Я беззвучно прошептала:

– Уезжай.

Он покачал головой. Я сжала губы, пытаясь умерить удары сердца в ушах.

– Мы должны обратить наше внимание на то, куда наносим удар, – говорил Кристос. – Нашим врагом является знать, а не кто-то другой.

У меня округлились глаза. Брат смотрел на Теодора, практически предлагая ему что-то ответить, нанести удар или убежать. Я опустилась вниз на холодный каменный пол, подтягивая колени к груди, как напуганный ребенок.

Толпа перехватила взгляд моего брата и тоже повернулась к Теодору.

Герцог не двигался. Его нижняя челюсть выдвинулась вперед – пусть и слегка. Мое дыхание было порывистым. Однако Теодор дышал спокойно, словно сидел в салоне Виолы или работал в своей оранжерее.

«Уезжай, – безмолвно умоляла я. – Просто уезжай. Скорее!»

Кристос взглянул на меня, и его глаза сузились. Сердито выдохнув облачко пара, он поднял руку. Я закрыла глаза, боясь увидеть его дальнейшие действия.

– Давайте уйдем отсюда, – крикнул он. – Завтра Фестиваль песни. Начинается Средизимье. Мы планировали прийти в кафедральный собор, когда там соберутся дворяне, чтобы петь про уход зимы. Посмотрим, как они отреагируют на наше появление!

Некоторые люди в толпе ответили криками одобрения. Но остальные сохраняли тишину.

– Мы не так намерены получить правительство, которое заслуживаем, – продолжил Кристос. – Поджогами и вандализмом? Нет, мы не уличные грабители. Мы революционеры и солдаты армии верных идеалов. Завтра утром мы покажем свою силу и заставим знать согласиться с нашими требованиями. Пусть они поймут, что лучше следовать миру, чем войне. Мы не позволим им испачкать кровью наши улицы!

Я посмотрела на него, и он ответил мне долгим взглядом, который я не смогла понять. Что в нем было? Разочарование и гнев? Потеря? Все это или чувства, которые я питала к нему? Затем он ушел, натянув капюшон на голову – закрывшись от меня.

Он зашагал по улице к кафе или тавернам. Толпа последовала за ним, растворившись так быстро, что трудно было сказать, чего я боялась, пока не увидела разбитое стекло и не представила себе Теодора, разорванного их руками. Я спустилась по лестнице. Каждый мой шаг был неуверенным, как у годовалого ребенка.

Теодор встретил меня и помог подняться в карету. Он сел в угол кабинки.

– Извините, – сказал герцог. – Я оказался бесполезным.

– Нет! Вы проявили себя храбрым героем. Эта толпа… Вот и я произнесла это слово.

Никто из нас не был готов к юмору.

– Вы думаете, он действительно имел в виду то, о чем говорил? – спросил Теодор после долгого молчания. – Что мы пока еще можем предотвратить открытую революцию?

Я сомневалась.

– Даже если он считает так сейчас…

Я подумала о решимости Нико и о тщательных планах Пьорда. Каким-то образом мне стало понятно, что машина уже приведена в действие, что ее механизмы слишком тугие, и им уже не помешать в продвижении вперед.

– Я никогда не смогу быть похожим на вашего брата, – наконец сказал герцог.

– Это точно, – ответила я, и мой голос окрасился гневом, который вновь вспыхнул во мне.

Теодор посмотрел на мое побледневшее лицо. Я покачала головой и процедила:

– Он ужасный человек. На самом деле его не заботят другие люди. Он скорее волнуется о своих идеалах. Друзья его не интересуют. Как и семья.

– Он спас вас, – сказал Теодор. – И меня тоже.

– Да. На этот раз.

– Когда он говорил, другие слушали его. Он делает то, что мне не по силам. Ваш брат настоящий лидер, а я просто родился знатным человеком.

– Но он…

Я хотела рассказать Теодору всю правду – что Кристос вынудил меня предать себя, что он задумал план против королевской семьи. Вместо этого я придушила свое признание и напряженно сказала:

– Он солгал мне и причинил серьезный вред.

– Мне известно это, – сказал Теодор, хотя ничего не знал о глубине предательства моего брата. – Позвольте, я отвезу вас к себе домой.

– Не обязательно. Лучше отвезите меня ко мне домой.

– Нет… Я не позволю вам оставаться этой ночью одной.

Я, слишком уставшая, покорно согласилась.

41

Дом Теодора выглядел тихим. Свечи были потушены. Огонь горел только в спальне, поэтому герцог отвел меня туда и усадил перед камином.

– Пойду разбужу горничную и прикажу ей развести огонь в другой спальне, – сказал он.