Шведский стол

— А почему? Вдруг понравится. Или был негативный опыт? — смешливо фыркнул царевич. — Видишь, не все нужно пробовать, чтобы понять. Достаточно понаблюдать со стороны. Вот я и к пьянству так отношусь. Как гляну на страдания людей по утру, так и задаюсь вопросом — зачем пили? Добровольная пытка. Да и потом голова еще сколько толком не варит? Считай пьешь и веселишься вечер, а потом сутки, а то и двое страдаешь. А если жирноват или уже не молод, то и более. Там глядишь и до удара какого недалеко.

— Ты просто не пробовал, — усмехнулся князь. — Видишь скольким людям это по нутру?

— Миллионы мух не могу ошибаться?

— Сложный ты человек. — с улыбкой покачал головой Василий Голицын. — Иной раз все так выворачиваешь, что я диву даюсь.

— Настроение просто озорное. — улыбнулся царевич. — А алкоголь я попробую. Обязательно попробую. Но потом. Может быть. Половину.

— Без всякого сомнения, — серьезно кивнул Голицын. А потом сделав небольшую паузу, начал тему, ради которой он и подошел. — Я давно хотел тебя спросить об одной довольно интимной вещи. Хм. Даже не знаю, как начать…

— Начните с самого начала. Обычно так проще.

— Думаешь?

— Уверен.

— У нас в державе все общество разделилось на ревнителей старины и тех, кто смотрит на запад. А ты… я никак не могу тебя понять. Какая-то серединка на половинку. То стоишь за самое рьяное обновление. То за старину держишься похлеще иного ревнителя. Как так?

— Понять меня не сложно, Василий Васильевич. Наша страна отстала. Это факт. Сильно отстала от ведущих мировых держав. И людей мало, и производств, и вообще. На века. И там, где француз может идти спокойной походкой, двигаясь в ногу со временем, нам нужно бежать самым отчаянным образом.

— Я согласен, — кивнул князь. — Но тогда отчего ты непоследователен в стремлении в переделке России по западному образцу?

— На это есть две причины. Первая лежит на поверхности. Ну сам посуди, если мы будем у них только учиться, то никогда не обгоним. Не так ли? Они придумали. Мы взяли. Пока брали, они придумали что-то новое. Мы вечно будем догонять. Идти в кильватере послушным мателотом. Разве нет?

— Пожалуй. Я никогда не думал в таком ключе.

— Это, на самом деле, то, что лежит на поверхности. Ученик может превзойти учителя только тогда, когда сможет жить своим умом, а не просто подражать мастеру. К тому же слепое подражание опасно и другим неприятным следствием. Превращением в колонию.

— Но позволь! Колонии завоевывают!

— Не всегда. Есть разные формы колониализма. Хм. Вот ответь — что такое колония?

— Эм… — задумался Голицын, явно не имея в кармане удобного и готового ответа.

— Обычно это зависимая территория, которая обеспечивает сырьем метрополию, получая взамен ремесленные товары. Так?

— Допустим.

— Вся суть колонии в так называемом торговом балансе. Метрополия покупает у вас сырье, перерабатывает, продает вам более сложные товары. Разницу же кладет себе в карман. Иначе это равноправные отношения. Как несложно догадаться — в колониях нужно только добывать сырье. Его переработка — удел метрополии.

— И как это связано с нашим случаем?

— Если мы учимся у запада, то оказываемся вечными учениками. Которые раз за разом покупают этот самый продукт переработки — знания. Что делает нас сначала вечно догоняющими. Этакой развивающейся державой, стоящей всегда на ступень ниже развитых. А потом, в процессе, ставит нас в зависимость совершенно колониального толка. Сначала в культурную, а потом и экономическую. Или ты думаешь наши учителя будут такими благодушными и не воспользуются этой возможностью? — усмехнулся Алексей. — В таких делах нужно держать нос по ветру и помнить о торговом балансе. О его равновесии не только количественном, но и качественном. Об определенной равнозначности. Поэтому вряд ли меня можно отнести к подражателям. Ибо они не ведают меры. Брать нужно. Все что плохо лежит. Все что можно применить. Но не подражать и тем более не становиться учеником. Это путь в бездну.

Голицын задумался.

Скосился на своего недавнего визави в беседе. Тот скривился. Было видно — его речь царевича не убеждала. Но такое выражение лиц наблюдалось далеко не у всех.

Пауза затягивалась. Поэтому князь, спохватился и спросил:

— Это первая причина. А вторая?

— Вторая заключается в нулевой изотерме.

— В чем? — удивился Голицын, который и слова-то такого не знал.

— Нулевая изотерма — это природный граница в Европе, с одной стороны от которого средняя температура в самый холодный месяц не опускается ниже замерзания воды, а по другую — опускается. Эти особенности природы диктуют свои условия для ведения хозяйства. Если мы просто скопируем Францию, Англию или там Голландию, то при самом лучшем раскладе окажемся просто бедной их версией. Жалкой тенью. Просто в силу того, что, прикладывая те же усилия и используя их примы будет получать меньше прибавочного продукта.

— Звучит как приговор, — нахмурился Василий Голицын.

— Отнюдь, нет. Для каждых природных условий нужна своя тактика ведения хозяйства. Своя стратегия. Что порождает иные управленческие и организационные решения.