Раз ты читаешь это мое послание, Николай, значит, я мертв. Теперь я могу с облегчением признаться: ужасное предсказание, что я умру бездетным, сделанное одним рекомендованным мне магом, не сбылось. За что я не устаю благодарить Всевышнего. Исходя из своего опыта, обязан предостеречь тебя от обращений ко всякого рода предсказателям и ясновидцам. Эти самозванцы способны внушить опасную веру в свои лживые пророчества. Человек не стойкий, способный поддаться чужой воле, рискует изломать себе жизнь.
Вот, пожалуй, и все, что я хотел сообщить тебе в последнем послании. Надеюсь, моя просьба отложится у тебя в памяти, сын, и ты исполнишь данное мне обещание.
Письмо это сожги, дабы оно не попало в руки твоей матери и не нанесло ей душевную рану. Мы с ней прожили много лет в любви и согласии, и я никоим образом не желаю огорчать ее».
Внизу листка отдельной припиской был указан адрес Анны Андреевны Ремизовой, которая, судя по вышеизложенному, приходилась мне родной сестрой по отцу.
Я повертел письмо в руках, перечитал его и почесал затылок. Ну и задачка! Выходит, мне предстоит не просто познакомиться с сестрицей, а стать ее попечителем. Интересно, ей что-нибудь известно о моем существовании? Или она находится в том же неведении, в коем до сей поры пребывал и я?
Пожалуй, мне стоит предложить ей перебраться в Москву, и если она согласится, на первое время поселить… Где я ее поселю, черт побери? Сниму для нее квартиру? Закажу гостиничный номер? Приведу к нам домой?
Тогда я вынужден буду придумать какие-то оправдания для матери, чтобы та ничего не заподозрила. При том нет никаких гарантий, что новоиспеченная сестричка не выболтает тайну своего происхождения сразу же по приезде. В конце концов, она не обязана молчать. Правда, я могу поставить ей условие: она держит рот на замке, а я обеспечиваю ее жильем и деньгами…
Мысли каруселью закружились в моей голове. Я отметал вариант за вариантом, пока не выбился из сил.
«Так проблемы не решаются, — заметил второй Нико. — Не ставь телегу впереди лошади, парень. Сначала хотя бы погляди на эту Анну Ремизову, там поймешь, как правильно себя вести с ней».
— Ох-хо-хо! — выдохнул я, гадая, как бы мне изловчиться, чтобы и овцы остались целы, и волки сыты.
О, эти внебрачные дети! Короткая невинная интрижка, мгновение страсти, — и вот, милости прошу, извольте расхлебывать последствия. Недаром пуще всего я боялся этих самых последствий. Поэтому я в свои двадцать восемь лет холост и ни чуточки не жалею об этом. В своих отношениях с женщинами я прежде всего забочусь о том, чтобы ни одну из них не наградить ребенком и тем самым не дать ей повода для шантажа и необоснованных требований. Если уж я решусь иметь детей, то исключительно в законном браке…
«Тпрруу-у! — осадил меня внутренний голос. — Тебя не туда понесло, братец! Какие дети? Какая женитьба? Ты сперва разберись с дровами, которые наломал твой отец!»
Я скомкал злополучное письмо, положил его в серебряную пепельницу и щелкнул зажигалкой. Бумага занялась желтым пламенем, и через минуту от компромата осталась горстка пепла.
— Как будто ничего и не было, — пробормотал я, глядя на невесомый пепел. — Взять и забыть. Поставить точку в глупой сентиментальной истории.
Я оттягивал поездку к сестре, сколько мог. Прошли сорок дней со дня смерти отца, потом еще две недели, и я устыдился своего малодушия. Я даже не сообщил Анне о том, что она осиротела теперь уже окончательно. Я надеялся сделать это лично, а не по телефону. Наверное, я боялся… и как вскоре выяснилось, не зря.
Я оправдывал свое промедление тем, что не имею права оставить матушку одну в ее горе. Она перенесла два сердечных приступа и нуждалась в покое и уходе. К тому же заместитель отца еще не ввел меня полностью в курс дела управления компанией. Я был бы счастлив передать эти полномочия ему, но отец не простил бы мне капитуляции. Я неохотно, со скрипом вникал во все тонкости менеджмента и маркетинга.
Между тем мать понемногу оправлялась, к ней вернулись аппетит и желание жить. Она продолжала оплакивать мужа, но ее слезы стали светлее и мягче, если можно так выразиться. Это уже была горькая печаль, а не душераздирающая трагедия. Кажется, до матери дошли слова Долгова о том, что есть сын, за которого она в ответе.
Я старался вести себя безукоризненно, насколько мог. Хотя меня посещали тревожные мысли, я тщательно скрывал от всех свое беспокойство. Однако не удержался и задал матушке вопрос, который чрезвычайно удивил ее: не замечала ли она чего-нибудь странного или подозрительного в последние предрождественские недели.
— Что ты имеешь в виду? — насторожилась она.
Я промямлил:
— Хочу разобраться в причинах внезапной болезни отца. Не было ли стресса, который спровоцировал недуг?
— Какая теперь разница, Нико? — махнула она рукой. — Мы потеряли его. И нам придется привыкать к этому. И мне, и тебе. До сих пор мы оба жили, как за каменной стеной. А теперь нам надо самим о себе заботиться.
— Папа ведь не жаловался на здоровье?