Шулер с бубновым тузом

То, что накопал детектив, пока не расходилось со словами Анны. А я, признаться, рассчитывал на другое.

— А Коновалов? Не ревновал Веронику к приезжему?

— Она тщательно скрывала от всех свой санаторный роман. Возможно, Коновалов ничего не знал. Он опустился, не выходил из запоев и вскоре умер. Подруга Ремизовой утверждает, что Коновалов даже не замечал беременности бывшей любовницы. Или просто не реагировал. Водка мозги съела.

— Как умер Коновалов?

— Говорят, зимой валялся пьяный во дворе и замерз насмерть.

— Были у Вероники еще поклонники?

— Похоже, нет, — ответил сыщик. — Жила ради ребенка, ни на кого не глядела. По крайней мере, так считает ее подруга. Медсестра Ремизова смолоду отличалась скрытностью и вырастила такую же скрытную дочь. Нюрка, как ее окрестили соседи, уродилась гонористая и нелюдимая. Оттого и в санатории с коллективом не поладила, и замуж не вышла. Сама без гроша в кармане, а нос драла выше некуда. Мужчины обходили ее стороной, женщины недолюбливали. От одиночества и безденежья она с Джо спуталась, с местным жуликом и картежником. А как его в драке зарезали, бросила дом и укатила.

— Одна?

— Говорят, с каким-то залетным хахалем. Остановился у нее на пару деньков, она его и окрутила.

— Ну-ну… что за хахаль? — спросил я, отлично понимая, что речь идет обо мне.

— Пока не знаю. Выяснить?

Если Томашин и догадывался, кто увез Нюрку из дому, то не подал виду.

— Не надо. Это не актуально, — обронил я. — Займись-ка лучше французской графиней и ее могилкой.

Мы словно прощупывали друг друга, и каждый старался не сболтнуть лишнего.

Я не сообщил детективу ни о своем недавнем визите в Старый Крым, ни тем более о насильственной смерти сестриного бойфренда. И теперь выпытывал, что тому удалось пронюхать. Томашин оказался не лыком шит, ловко обходил острые углы.

— Завтра у меня встреча с кладоискателем, — доложил он. — Технику я ему передал, он чуть не задохнулся от счастья.

— А по камушкам что?

— Работаю. Сим обещал показать мне старое кладбище… но там дорогу построили, часть могил ушла под асфальт. Местные черные копатели бредят сказкой про ожерелье, только лично я в это не верю. Кто два века назад решился бы везти из-за границы в Петербург на перекладных шестьсот штук драгоценных камней? На диких российских просторах всякое могло приключиться. Тем более с женщиной.

— Но женщина-то была не простая, — подчеркнул я.

— Согласен. А все же везти с собой такой груз — рискованно. И еще: почему в Россию?

— Далеко, наверное. Затеряться проще.

— Вы думаете? — усмехнулся детектив.

После этого разговора меня одолело недовольство собой. Какого черта я связался с частным сыщиком? Вдруг он раскопает, кто убил Джо? Или возьмет и найдет бриллианты?

«Это смешно, Нико, — развеселился мой двойник. — Над загадкой длиною в двести лет бились многие умы, не чета твоему Томашину. А воз и ныне там. И вообще, сдались тебе те камни, дружище? Все, кто так или иначе касался их, нажили себе беды!»

* * *

Каждый мой день начинался со звонка Гене Приходько, у которого я справлялся о здоровье Анны.

Я опасался, как бы пациентка не сбежала. Детектив в отъезде, а мне самому недосуг следить за ней. Расширять круг людей, посвященных в нашу семейную историю, было бы неразумно. Я шел на определенный риск. Едва сойдут следы пластической операции, Анна может махнуть в неизвестном направлении. Лицо у нее теперь новое, осталось только поменять документы, и поминай как звали.

«Новые документы без денег не выправишь, — успокаивал я себя. — А денег сестрице взять негде, кроме как у меня. Если Анна замыслила побег, то не раньше, чем выудит из моего кармана требуемую сумму. На это понадобится время».

В глубине души я переживал, что в один прекрасный момент она исчезнет из клиники, и я больше ее не увижу. Неужели во мне проснулись родственные чувства?

Когда я думал об Анне, мне в голову лезли самые ужасные и порочные мысли. Стигмат на ее теле казался мне неким дьявольским знаком, чертовой отметиной. Она снилась мне полуобнаженная, с ножом в руках, занесенным надо мной… с обольстительной и жестокой улыбкой на устах. Я просыпался в холодном поту и до утра не мог глаз сомкнуть.

Следующей ночью она опять являлась ко мне — бледная и дрожащая от страсти, жаждущая моих поцелуев. Но едва мы сливались в объятиях, из ее груди вырывался душераздирающий стон, она отталкивала меня и убегала прочь. Напрасно я звал ее и умолял вернуться. Анна исчезала вдали, в тумане буковой аллеи, под стук колес и лошадиных копыт. Мой мощный «мерс» не мог догнать ее карету. Я прибавлял скорость, но расстояние между нами не уменьшалось…

На третью ночь она вдруг начинала рыдать и показывать мне следы побоев. Ее кожа кровоточила, волосы слиплись, а под левой ключицей багровел свежий ожог. Я клялся отомстить ее обидчикам, но Анна отказывалась называть их имена.

«Меня предали, — в слезах повторяла она. — Меня все предали. И ты тоже…»

Я не высыпался и ходил в офисе как сомнамбула, действуя почти бессознательно и разговаривая невпопад. Первой мое странное состояние заметила матушка.