Шулер с бубновым тузом

— Предрассудки и фанатизм, вот главные враги человека, — заявил карлик. — Калиостро пострадал от этого больше других. Он менял имена и страны, потому что вынужден был так поступать. Его «настоящее» имя, которое звучит как Джузеппе Бальзамо, скорее сакральное, чем родовое. Преобразуй его каббалистическим методом и увидишь, что получится.

— Что же? — удивилась Глория, которая не была сильна в каббале.

— «Тот, кто был послан».

— Это оккультное имя?

Агафон важно кивнул.

— Кем бы ни был отец графа, его звали не Бальзамо, — пробормотала Глория.

— Уж если Калиостро в чем и виноват, то в своей слепоте по отношению к женщинам и тем пройдохам, которые окружали его. Он вынужден был изворачиваться и хитрить, дабы избежать нарушения данных им обетов. Он… впрочем, граф не просил меня быть его адвокатом.

— Почему он обратился именно ко мне?

— Попробуй сама ответить на этот вопрос…

Глава 15

Продолжение истории Николая Крапивина

Пока Анна лежала в клинике, я решил кое-что проверить. Моя предусмотрительность позволила мне попасть в арендованную квартиру без ведома жилички. Я заранее взял у хозяина два комплекта ключей, для Анны и для себя.

Теперь мне не составило труда привезти на квартиру эксперта по живописи. Он был озадачен, увидев «Шулера с бубновым тузом», и почти сразу заявил:

— Это копия полотна Жоржа де Латура, господин Крапивин. Причем довольно грубая.

— Копия? — переспросил я, хотя не сомневался в его правоте. Анна сама говорила о том же.

— Безусловно, — без колебаний подтвердил эксперт. — Сейчас я навскидку определю, как давно она сделана. Так-с… само подлинное полотно де Латура датируется семнадцатым веком, а этой работе примерно… год-два от силы.

— Сколько? — поразился я.

— Не буду утомлять вас техническими подробностями, — усмехнулся эксперт, — но можете быть уверены, что картина написана совсем недавно. Учитывая качество исполнения, она не представляет никакой ценности.

В его глазах застыл немой упрек: «Не стоило везти меня сюда из-за этакой безделицы!»

— Надеюсь, размер гонорара утешит вас, — обескураженно вымолвил я, протягивая ему конверт с деньгами.

Маститый искусствовед без стеснения заглянул в конверт и удовлетворенно кивнул.

— В случае надобности готов проконсультировать вас, — добавил он. — Обращайтесь.

«Семейная реликвия! — мысленно вознегодовал я. — Память о бабушке! Какая беззастенчивая ложь! А главное, во имя чего Анна меня обманула? Если эта мазня дорога ей, так бы и сказала. Черт! Как я сам не замечал свежесть красок и новизну полотна?!»

Я зачарованно уставился на картину, пытаясь угадать, что еще кроется в ней. Она неспроста привлекла мое внимание еще там, в халупе Ремизовых. Вот и сейчас нечистый на руку игрок с чертами убитого Джо словно потешался надо мной. Казалось, его губы кривятся в ехидной улыбке…

Я тряхнул головой, рассеивая наваждение.

— Вы собирались приобрести эту картину? — сочувственно осведомился эксперт.

— Нет.

— Продать?

— Ни то, ни другое, — раздраженно буркнул я, и он деликатно замолчал.

Как и было обещано, я отвез его домой. Всю дорогу мы не проронили ни слова.

— Если вам еще потребуется мой совет, буду рад услужить, — сказал эксперт на прощание.

Возвратившись в офис в дурном расположении духа, я созвонился с детективом и поставил перед ним дополнительную задачу: узнать, кому из обрусевших французов в девятнадцатом веке принадлежал большой сад в Старом Крыму.

— Постараюсь, — обнадежил меня Томашин.

— Новости есть?

— Я тут разыскал женщину, которая дружила с Вероникой Ремизовой, и выяснил, что в молодости, еще до рождения дочери, та несколько лет встречалась с неким Олегом Коноваловым. Он работал метеорологом в горах, к Ремизовой приезжал от случая к случаю. Они часто ссорились, мирились, но окончательно порвали отношения, когда Коновалова уволили с метеорологической станции. Он перешел жить к Веронике, но ничего хорошего из этого не вышло. Мужик запил, начал распускать руки… в общем, Ремизова не выдержала и дала ему от ворот поворот. А сама с горя закрутила роман с отдыхающим. Они познакомились в санатории, между ними вспыхнула страсть, в общем…

— Как фамилия отдыхающего? — нетерпеливо перебил я.

— Крапивин.

Сыщик смущенно замолчал, понимая, что речь вряд ли идет об однофамильце его клиента. Скорее, о близком родственнике.

— Крапивин, значит?

— Андрей Крапивин, из Москвы, — подтвердил детектив. — Ремизова призналась подруге, что забеременела от этого москвича. Он, правда, ни о ее беременности, ни о рождении ребенка так и не узнал. Подлечился, уехал, и будто отрезало. Ни звонка, ни письма, пропал человек. Ремизова со своей стороны тоже не сообщила ему о дочери.

— Почему?

— Гордая была. Не хотела навязываться. Как подруга ни уговаривала ее отыскать папашу ребенка, та ни в какую. Нет, и все. Хотя в санаторной карточке имелись данные Крапивина, Вероника информацией не воспользовалась. Когда родилась дочка, она все же записала отцом девочки Андрея Крапивина, — без его ведома, разумеется, — и на том успокоилась.

— Н-да… — процедил я сквозь зубы.