До меня также доходит, что я не могу это развидеть.
Териан пожимает плечами и отвечает ему.
- Зачем? - повторяет он. - Должен ли я знать, зачем? Зачем Галейт хочет, чтобы мы что-то вообще делали? Ради вербовки? Страха? По приколу? - завернув ухо в чистый белоснежный носовой платок, Териан засовывает его в карман и хлопает Ревика по плечу. - Пойдём, выпьем. Мне нужно потрахаться до следующего дела, и я знаю, что тебе это тоже нужно.
Тёмная, пахнущая кровью комната пропадает.
Как только это происходит, я обнаруживаю себя вновь в лондонском кабинете Ревика.
Галейт садится передо мной на потрёпанный кожаный диван, барабаня пальцами по мятому подлокотнику. Фотография моих родителей все ещё стоит на мраморной каминной полке. Рядом с ним стоит один из моих набросков - угольный рисунок Ревика, который я сделала, когда он все ещё каждый день показывался в закусочной Сан-Франциско. Ещё больше моих рисунков торчит из открытого ящика близлежащего стола, разложены по полу по кругу.
Я вижу больше рисунков Ревика, моего брата, Касс, Пирамиды.
Я узнаю их все.
Галейт усмехается с искренним довольством, хлопнув по краю дивана.
Мой свет сжимается, зная, что это тоже был тычок в мою сторону.
Ему известно, что я осознаю разрыв между мной и другими видящими, и особенно между мной и Ревиком. Я знаю, какой медленной я кажусь им всем, как мало я могу делать со своим светом. Я помню, как играла с Ревиком в шахматы в Сиэтле, день за днём, не выигрывая ни одной партии. Я помню, как он учил меня водить автомобиль, стрелять, разговаривать с машинами, есть еду видящих.
Когда я думаю о нем, его присутствие становится сильнее.
Я также чувствую, как демонстрация, проведённая Галейтом, влияет на способность моего света найти его.
Там задерживается неохота, сомнение. Я сосредотачиваюсь на Галейте и обнаруживаю, что он внимательно за мной наблюдает. Я крепче скрещиваю руки перед своим световым телом.
Галейт делает пренебрежительный жест одной рукой.
Я не спорю с ним. Однако и не верю ему до конца.
Галейт мрачнеет, отчего смещающиеся грани его лица изменяются.
Барабаня пальцами, он протяжно выдыхает.
Я чувствую в его словах тягу серебристого света.