Шулер (ЛП)

«Я могу помочь тебе, Лиего. Ты можешь прожить жизнь за пределами этой роли. Ты можешь вступить в брак. По-настоящему вступить в брак. Не беспокоясь о том, что твой супруг и дети подвергнутся пыткам или окажутся убитыми просто из-за того, кто ты есть...»

Мой свет сжимается вокруг видения Ревика, которое, как я понимаю, обеспечивает мне Галейт. Но этот образ такой недавний, что я вздрагиваю от его реальности. Я вижу шею Ревика, одежду, болтающуюся на его худом теле, лёгкую хромоту в походке, когда он пересекает пол кабинета.

Образ изменяется.

Я вижу сереющие, таращащиеся глаза моей матери, потерявшиеся на окровавленном лице. Я вижу шрам, пересекающий красивое лицо Касс. Я вижу перевязанную руку Джона.

Мои обтянутые шёлком руки сжимаются крепче, перекрывая воздух, который мне вообще не нужен в этом пространстве.

На одно мгновение я слышу лишь отдалённое капание воды по вулканическому камню.

Галейт из вежливости сдерживает улыбку.

«Не беспокойся о своём супруге, - говорит он. - Он не осудит тебя за такую позицию. Он видел слишком много войн, чтобы с готовностью ждать ещё одной».

Место изменяется.

Я в тускло освещённой комнате.

Одна-единственная висячая лампа покачивается над грязными полами. Комната находится под землёй, пахнет разлагающимся растительным веществом и кровью. Белёные стены напоминают бледную кожу, кровоточащую темными ручьями грязи, которая подтекает из плохо заделанных трещин. Насекомые мелькают по вспотевшей плоти возле металлического стола.

Мёртвое тело молодого азиата обмякло в кресле.

Поначалу я его не вижу, но не удивляюсь, когда он оказывается здесь. Руки Ревика сложены на более широкой, более мускулистой груди. Его черные волосы длиннее, он одет в футболку Rolling Stones и джинсы с мотоциклетными ботинками.

Териан, тот самый Териан, который знаком мне по Сан-Франциско, тоже здесь. Присев над телом мёртвого азиатского мальчика, он пытается отпилить его ухо. Выругавшись, он отбрасывает в сторону нож, который заржавел там, где не покрылся кровью.

- Черт подери, Реви'. Передай мне ту бритву, будь добр?

Высокий видящий переносит свой вес от стены.

Подняв складную бритву с близлежащего столика, он открывает её лезвие и без единого слова протягивает Териану. Ревик не отодвигается, но продолжает наблюдать за работой Териана, вытащив самокрутку hiri из кармана и прикурив после нескольких попыток разжечь серебряную зажигалку. Выдохнув сладкий дым, он не меняет выражение лица, пока Териан решительно пилит кожу и хрящи, чтобы отрезать трупу ухо.

Териан ворчит на него, не отрываясь от работы.

- Ты мог бы дать ему пожить достаточно долго, чтобы дать мне попытаться, - сказал он. - Он что, напомнил тебе кого-то?

Ревик пожимает плечами.

- Слизняк хотел умереть.

Териан поднимает взгляд, усмехается.

- То есть, это был жест человеколюбия? - он сосредотачивается обратно на ухе. - Мне ненавистно говорить тебе это... но большинство людей, знакомых с тобой, со временем начинают относиться к тебе именно так.

Мгновением позже Териан выпрямляется с триумфальным выражением лица. Он показывает Ревику изуродованное ухо. Кровь уже свернулась, едва капает из остановившегося сердца.

В голосе Ревика звучит нотка отвращения.

- Зачем ты их собираешь?

- Ты шутишь? Пресса заглатывает это дерьмо как миленькая. «Во Вьетнаме появился свой Джек-Потрошитель»... или ты не слышал? - сунув руку в карман пальто, Териан вытаскивает игральную карту, валет^[14] пики. Перевернув её между пальцами, он засовывает карту в рот мёртвого человека.

- Так это ты? - Ревик качает головой. - Иисусе, Терри.

При виде широкой улыбки на лице Териана Ревик издаёт полусмешок.

- Нам нужно завести тебе питомца.

- Ага, к слову об этом, - Териан вскидывает бровь. - Помнишь того ягуара, которого ты достал мне в Бразилии?

Ревик издаёт очередной смешок.

- Я не хочу знать.

- Да в любом случае, - говорит Териан, поднося ухо к свету. - Это не только я. Галейт хочет, чтобы я распространил это.

- Зачем? - спрашивает Ревик.

Я слышу в его голосе лишь любопытство. Его глаза остаются пустыми, ровными. Я его едва узнаю. И все же, что странно, он обладает какой-то лёгкой мужской уверенностью, которая заставляет его выглядеть почти привлекательным, вопреки его угловатым чертам лица.

Я говорю себе, что знаю, кем он был.

До всего этого он был нацистом.

Но даже во время работы на немцев в его глазах жили эмоции – что-то, чему я могла сочувствовать, даже поставить себя на его место. Остальные - Мэйгар, Вэш, Чандрэ, видящие, тренировавшие меня в Индии - говорили мне, что под Шулерами Ревик совершал куда более ужасные поступки, чем когда он был нацистом.

И все же вид его в таком состоянии невыразимо тревожит моё сознание.