Штык-молодец. Суворов против Вашингтона

Впрочем, поговаривали, что некий поручик гвардейский, детинушка роста саженного и силы медвежьей, когда захваты щелкнули, сумел-таки с кресла встать, попросту вырвав железные скрепы. После этого засветил он мозгляку теми железяками в лоб и ушел, прибив по дорогу пару служителей, которые его остановить попытались. И что Шешковский? Да промолчал об этом случае, только приказал новое кресло изготовить из мореного дуба, да оковать железом, где надобно. Поручик же был спешно отправлен в дальний гарнизон с надлежащим повышением и приказом в столице не показываться.

Поговаривали также, но это уж совсем тишком, только на ухо, что особое пристрастие питал Степан Иванович к сечению особ женского пола. Бывало-де в таких случаях он спускался в подвал сам, чтобы посмотреть, как дело идет. Глядя на порку, приходил статс-секретарь в возбуждение крайнее, краснел, подергивался и дышал тяжело. Однако ж сам кнута в руки никогда не брал, то ли брезговал, то ли боялся, что могут ему такое попомнить. И очень любил он в таких случаях читать даме акафист сладчайшему Иисусу и Божьей Матери.

Да, поменялся тайный сыск, поменялся до неузнаваемости. Если тот же фон дер Гребен в своей допросной избе лишь пытался выявить истину, потребную для изобличения злодеев, то дела Шешковского ничего, кроме омерзения, не вызывали. Во многом по этой причине Петр и предпочел отправиться в затяжной вояж заграничный, да и вообще – от греха подальше. Здесь ему дело иметь приходилось только с графом Иваном Ивановичем Шуваловым, который Шешковскому подотчетен не был и который писал графу Панину да самой императрице напрямую. В случае чего можно было надеяться на помощь родственника, ежели какие нелады случатся с новым начальником. Петр хотел вообще было уйти из Тайной экспедиции, но… долг есть долг. Кто дело делать будет? Не кнутобойцы же! Вот по всем этим причинам упоминание о начальнике Тайной экспедиции ему не понравилось до крайности.

Впрочем, то, что услышал Петр от посланника, повергло его в полнейшее изумление. Мир встал с ног на голову, хотя, может быть, и совсем наоборот. Отныне предписывалось ни в коем случае не препятствовать усилиям британской короны по восстановлению порядка в возмутившихся колониях, но насупротив этому способствовать, не проявляя, впрочем, чрезмерного усердия. На вопрос, что бы это значило, отвечено было, что отныне надобно прекратить поставки американцам так называемых литтихских ружей. Однако же когда Петр заметил, что Демидову то может не понравиться, потому что дело уже принесло ему несколько миллионов ливров, и отказываться от такового уральский заводчик отнюдь не намерен, посланный ответил, что Демидову на то указано, и барон фон Вальдау может смело рвать все контракты. На это пришлось возразить, что таковое возможно токмо в России, где воля монарха равна воле божией, если не выше ее, но в Европе подписанный контракт надлежит исполнять за страхом суровой кары. И если прибывший посланец готов объясняться с королевскими магистратами, то барон ему в этом препятствовать никак не намерен. Сам же барон совсем не склонен поменять уютный особняк на каземат в Бастилии. В ответ посланник криво усмехнулся и добавил, что такова воля не только государыни-императрицы, но и Тайной экспедиции, за чем он намерен строго проследить.

Петр почему-то тяжело вздохнул и поинтересовался, не стоит ли того ради сразу связаться с британским послом в Париже лордом Стормонтом. Посланник ответил, что было бы желательно, но совершенно неофициально, потому как Россия не намерена ввязываться в дела американские, однако ж проконсультироваться секретно отнюдь не возбраняется.

Петр, вежливо улыбнувшись, попросил извинения дабы отлучиться ненадолго. И действительно, отсутствовал он не более пары минут, после чего вернулся, почему-то довольно потирая руки.

– Ну-с, что у нас еще? Какие новые поручения?

Выяснилось, что еще два поручения прислал сам Шешковский, они понравились Петру гораздо менее первого. Прежде всего, надлежало организовать строжайший досмотр за всеми подданными российскими, имевшими пребывать в преславном Париже, тако же выяснить их умонастроения, не таят ли они каких противных мыслей. Петр даже рассмеялся. Какие настроения в Париже? Помилуй бог, в Париж попадают лишь те, у кого мыслей-то нет вообще никаких. Никаких покусителей и злоумышленников здесь никто не видел и не слышал, сюда доезжают лишь вертопрахи и селадоны, да и то в количестве весьма малом. Книг они не читают, мыслей противных не имеют, а если честно – вообще никаких не имеют. Ежели они демонстрируют твердость, то лишь, хм, мужскую, но никак не политическую.

Посланник расхохотался и согласился, но тут же строго добавил, что это приказ статс-секретаря, он не обсуждается и подлежит неукоснительному исполнению. Третье поручение оказалось связано с первым. Шешковский приказывал установить слежение за представителями американскими, которые сейчас находятся в Париже, после чего, по возможности таковых устранить.