Штык и вера

Ладно, с этим все ясно. Орловский шагнул к стонавшему, тому, кто так старательно добивал своего товарища, и застыл над ним призраком неотвратимого возмездия.

Последний из бандитов лежал, сжимая рукой грудь. Георгий присмотрелся, отбросил на всякий случай в сторону валяющийся рядом револьвер и поинтересовался:

– Кого ждали?

Ответом был очередной стон, словно он мог разжалобить Орловского.

– Отвечай! – рявкнул Георгий и более спокойным тоном сообщил: – Ответишь – дам тебе шанс. Нет – добью.

– Никого, – выдохнул раненый.

– Тогда чего напали?

– Мы не нападали. Мы же не знали, что стрелять начнешь… – Паузы между словами были большими, видно, говорить бандиту удавалось с трудом.

– Не ври, – предупредил Орловский. – Не поверю.

– Думали, может, буржуй пройдет, деньгами поделится…

– А я ведь предупреждал насчет лжи. С такого расстояния шинель не разглядеть, – покачал головой Георгий. – Сам выбрал, обижаться нечего.

Выстрел на мгновение нарушил воцарившуюся тишину, и вновь наступило спокойствие.

Орловский уже хотел идти дальше, но что-то заставило его взглянуть на беглеца. Насколько вообще возможно было на кого-то посмотреть в такой тьме.

Интуиция не подвела. Не в смысле, что покойник кого-то напоминал. Георгий вообще не смотрел ему в лицо. Зато через плечо бандита была переброшена знакомая деревянная кобура, а в карманах Орловский нашел целых три пачки патронов к маузеру.

Он не спеша забрал их себе, подумал и вернулся на середину улицы, где разлеглась настырная пятерка.

Пришлось обыскать двоих с винтовками. У одного была японская «арисака», из тех, которыми был еще летом шестнадцатого перевооружен Северный фронт, но рядом со вторым лежала обычная трехлинейка, а поверх солдатской шинели поместился матерчатый патронташ. Правда, неполный, всего шесть обойм, только при нынешней бедности и один патрон скоро мог стать богатством.

Больше Орловский не тронул ничего. Конечно, не годится оставлять на улицах оружие, но, с другой стороны, его уже на руках столько, что несколько единиц ничем не изменят общей картины. Может, попадет хорошему человеку. Когда все головорезы вокруг вооружены до зубов, нормальным людям приходится защищаться.

Дальше Орловский двинулся настороже. Он внимательно вглядывался в каждую подворотню, присматривался к каждой тени, однако никого по пути не было.

Зато где-то в стороне вспыхнула такая обильная стрельба, что живо напомнила Георгию войну. Часто громыхали винтовки, отчетливо вели свои строчки несколько пулеметов, и не хватало лишь артиллерии, чтобы назвать происходящее не боем, а сражением.

Только кто и с кем? Запасные с запасными, или все-таки кто-то решил организовать нападение на юнкеров? В том, что столкнулись две силы, сомнений не было.

В некотором отдалении уже замаячил вокзал. Вокруг него как ни в чем не бывало продолжали гореть фонари, словно прилегающая к железной дороге территория оставалась клочком прежнего мира или просто пользовалась некоторыми льготами.

А на пути к ней выросло сразу с десяток силуэтов, и слабые отсветы фонарей тускло отражались от примкнутых к винтовкам штыков.

Орловский продолжал идти на заставу. В конце концов, на нем такая же форма, да и не дело для офицера шарахаться от солдат.

Он невольно вспомнил свое бегство от Веры и едва сдержал улыбку. Кто бы рассказал – не поверил. И постыдно в панике удирать от простой девушки, и в то же время что-то в душе шептало ему о правильности поступка. Словно при этом он избежал какой-то неведомой, однако страшной опасности. Знать бы еще какой.

– Слышь, браток, чего там стреляли? – спросил один из преградивших дорогу солдат.

Орловский не сразу понял смысл вопроса. Отдаленная стрельба продолжалась, хотя и чуть реже, так что же его спрашивают в прошедшем времени? И лишь спустя полминуты он сообразил, что речь идет о его собственной стычке на улице.

– Да так, какие-то бандиты из подворотни подстрелить пытались. Еле отбился.

– Совсем обнаглели! Небось какая-нибудь контра! – возмутился кто-то из заставы.

– Какая контра?! Не то мастеровые, не то рабочие. А двое вообще солдаты, – сообщил Орловский. – Говорю – бандиты. Развелось их как собак. И куда власти смотрят?

Для собравшихся контра звучала бы предпочтительнее, однако каждый знал, что в городе неспокойно не только из-за мифических контрреволюционеров. Все тюрьмы были открыты еще в марте, и хлынувшая из них толпа уголовников значительно превосходила процент политических. Не говоря о том, что сама обстановка вседозволенности позволила многим раньше порядочным людям заняться обычным грабежом, лишь в силу воцарившейся моды называемым экспроприацией, конфискацией и прочими малопонятными, однако звучными словечками.

Пока нападениям подвергались буржуи, это не вызывало у остальных никакой видимой реакции. Но Орловский выглядел обычным солдатом, таким же, как и эти, выставленные для охраны вокзала, поэтому после его слов раздался гул возмущения.

– И как? – пробился сквозь гул осмысленный вопрос.

– Так. Кого-то шлепнул, а остальные разбежались. – Говорить о том, что уцелевших не было, Орловский не стал.