Штык и вера

Очередная улица оказалось замощенной булыжником. Это давало знать о приближении центра, хотя езда сразу стала подобием пытки. Автомобиль трясло, словно он готовился развалиться. Что-нибудь сказать можно было лишь под угрозой лишиться языка, и даже указывающая дорогу Ольга теперь обходилась исключительно знаками.

Центральная площадь Красного не отличалась многолюдьем. Казенного вида николаевские здания походили на такие же в других уездных городках России. Разве что от полицейского участка остались одни развалины, да рядом с дверью в градоначальстве обвисшей тряпкой висел грязноватый красный флаг.

Потом булыжник закончился, и паккард вновь запылил по окраинам. По эту сторону от центра вид города изменился к худшему. Во многих местах заборы оказались повалены, несколько домов были разнесены по бревнышку, но по сравнению с виденным в других местах это не произвело на ехавших впечатления.

Улица совершила поворот, и Ясманис торопливо затормозил.

Перед самым выездом из города дорогу преграждала баррикада. Материалом к ней послужил всякий хлам из разрушенных по соседству домов, и в целом она не производила серьезного впечатления. Однако впечатление впечатлением, проехать через нее было невозможно.

Рядом с баррикадой расположились десяток молодых парней, вооруженных охотничьими ружьями, парой берданок да одной-единственной трехлинейкой. Службу свою парни несли плохо. Вид вынырнувшего автомобиля явился для них неожиданностью, и теперь они таращились на машину с не меньшим изумлением, чем пассажиры паккарда – на баррикаду.

Единственным их оправданием явно служило то, что импровизированная оборона была рассчитана на нападение извне. Об этом говорило само присутствие парней по эту сторону укрытия и направленные в сторону от города стволы дробовиков.

Взаимное замешательство длилось от силы несколько секунд.

Крепкий губастый парнишка выдохнул емкое слово из тех, что неприлично произносить при женщинах, и довольно проворно схватил берданку.

– Отставить! – Сухтелен рявкнул так, что руки губастого невольно опустились.

Подполковник легко выпрыгнул из машины, шагнул к баррикаде и командным тоном спросил:

– Кто такие? Что тут устроили?

Судя по всему, армию парни не прошли, но устоять перед видом и голосом Сухтелена не сумел ни один.

– Дружина города Красного, – с некоторым усилием произнес губастый.

– Что с того, что дружина? По какому праву перегородили дорогу? Кто старший? – продолжал рявкать Сухтелен.

– Дык энто… – робко встрял другой парень, из тех, про кого говорят поперек себя шире. Очевидно, поэтому он же был владельцем единственной трехлинейки. – Приходится… А ну как заявятся корытненские… Вот и велели охранять…

– Кто велел? И вообще, что за корытненские? – наседал Сухтелен.

– Ну, жители Корытни, одним словом, – склонностью к осмысленной речи здоровяк явно не страдал. – Повадились, вишь, озоровать. Ну, мы и энто…

– Банда, что ли? – осведомился подполковник.

Здоровяк почесал крупной пятерней крепкий затылок и покачал головой:

– Не. Не банда. Дома порушат, прибьют кто под руку попадется, ну, там самогонку, съестное прихватят, баб понасильничают, но чтобы грабить… – Он сморщил губы и убежденно повторил: – Не. Не банда. Говорю: озорники.

От подобных тонкостей Сухтелен несколько ошалел.

– Хороши озорники! – наконец сумел выдохнуть он и торопливо перевел разговор на другую тему: – Власть в городе у кого?

– Дык энто… У народа, вестимо.

– Народ – понятие неопределенное. Правит кто? Совет, Дума, атаман или всем миром по каждому вопросу собираетесь? – пояснил свой вопрос Сухтелен.

– По какому и всем миром, – встрял губастый. – А так кажинный делает, что хочет.

Офицеры переглянулись между собой. Высказаться хотелось всем, но впитанная в плоть и кровь субординация не позволила никаких слов.

– Это же анархия в чистом виде! – одиноко воскликнула Ольга.

– Вас сюда тоже мир послал или по своему желанию? – Сухтелен сделал вид, будто не расслышал возгласа барышни.

– А то как же! – важно ответил здоровяк, даже не понимая, что его ответ носит двоякий характер.

– Ладно, – выяснять дальше Сухтелен не захотел. – Банда велика? Ну, этих ваших озорников много?

– Не. С две дюжины будет. А когда и поболе.

– Они, могет быть, не так и страшны, только Васька… – вновь влез губастый. – Супротив его никак не выстоять.

– Так. Коротко и внятно. Что за Васька такой и чем знаменит?

– Да Бурлюков, – губастый сказал это так, словно это был известнейший человек на земле.

– Не знаем мы никакого Бурлюкова. И знать не можем, как люди не местные, – терпеливо пояснил Сухтелен.

Губастый изумленно развел руками. Похоже, что мысль, будто кто-то не знает Ваську, попросту не вмещалась в его голову.