Штуцер и тесак

– Понял, ваша светлость! – поклонился полковник. – Найдем. Тем более, что теперь мы знаем его имя. Дыбовский расслышал его, сидя в сортире. Посланца зовут Платон Руцки.

– Поляк?

– Вряд ли. У русских немало фамилий с похожими окончаниями.

– Думаете, это его настоящее имя?

– Вряд ли. Скорее Джон или Чарльз. Но мы узнаем, ваша светлость!

– Постарайтесь, – кивнул Маре. – Помните, что я жду довольно давно, и терпение мое заканчивается. А сейчас идите. Мне нужно в ставку императора. Хочу порадовать его доброй вестью.

⁂

В состоянии ли песчинка, попавшая в жернова, повредить их? Теоретически – ни за что. Тяжелые камни смелют ее в пыль. Но, окажись песчинка потверже, и жернова могут забуксовать. С моим появлением что-то изменилось в этом мире. Сражение под Смоленском началось на четыре дня позже, чем в моей истории, хотя битва под Красным случилась в то же время. Но там Ней и Мюрат, пригнав потрепанную дивизию Неверовского к городу, принялись искать переправы через Днепр, с целью преградить путь русской армии – ее отступление не укрылось от противника. Здесь маршалы не стали этого делать. Остановив корпуса в виду города, принялись готовиться к штурму. Тем же занялись и другие подошедшие к Смоленску войска французов.

Этим блестяще воспользовался Барклай. В моей истории русская армия отступала из Смоленска впопыхах, уходя по проселочным дорогам, часть которых была неизвестна штабным офицерам, что привело к путанице и едва не кончилось разгромом заплутавших полков. Тогда армию спас героизм русских солдат и офицеров, вставших насмерть у Валутиной Горы. Здесь этого сражения не случилось. Барклай выводил армию ночью, сделав это так, что французы до последнего оставались в неведении. Шум, производимый отступающей армией, маскировали звуки труб, игравших на линии соприкосновения армий. Этим занимались полковые оркестры. Не знаю, кто придумал: сам Барклай или ему кто подсказал, и что думали по этому поводу французы, но отступления они не заметили. Многочисленные повозки увозили раненых и провиант со смоленских складов. В моем времени этого сделать не успели. Много раненых погибло в огне пожаров, а запасы провианта достались врагу. С наступлением дня движение через Днепр прекращалось, вследствие чего противник пребывал в уверенности, что русские не собираются отходить.

В этот раз Смоленск успели подготовить к обороне. Помимо земляных укреплений, подготовили баррикады на городских улицах, разобрав для этого дома в предместьях. Оставшиеся – сожгли. Пожар бушевал всю ночь, бросая огненные отсветы на стены города и угрюмые лица наблюдавших за ним солдат и оставшихся жителей. Багратион давал понять, что стоять будет насмерть. Нашу роту перевели в город, где она заняла чей-то сад и брошенный двухэтажный дом, из которого вывезли даже мебель. Спать пришлось на полу.

Но это я забегаю вперед. 8-го августа[104] по местному стилю на подступах к Смоленску загремели пушки – русские и французские. Канонада стояла такая, что закладывало в ушах. Поле битвы затянул пороховой дым. В нем мелькали русские знамена и французские орлы, сверкали штыки наступавших колонн и носились всадники. Все это мы с Семеном наблюдали со стен Смоленской крепости: Багратион приказал роте оставаться в городе и ждать приказа. Спешнев страдал, ощущая себя в немилости, я – наоборот. У флешей, прикрывавших Смоленск, шла мясорубка, которая в моем времени случилась у Бородино. Там земляные укрепления по многу раз переходили из рук в руки, вследствие чего кое-где образовалось по 6-8 слоев из трупов людей и лошадей. Они лежали так несколько месяцев. Французы похоронами не заморачивались – они даже своих мертвых не прибрали, а русские власти занялись этим после изгнания противника. Лежать в одном из этих слоев мне категорически не хотелось. Не считайте меня трусом. Пасть за Отчизну – это, конечно, почетно, но куда полезнее заставить пасть за нее врага, причем, желательно, в большом количестве. И вот днем 9 августа в расположение роты прискакал посыльный.

– Ваше благородие! – обратился к Спешневу, не слезая с седла. – Командующий приказал вам немедля выступить в расположение 26-й пехотной дивизии и оказать ей содействие в отражении неприятеля.

– Началось! – сказал Семен и перекрестился. Я и подошедший к нам Синицын последовали его примеру. – Фельдфебель! – скомандовал Спешнев. – Подымай людей. Чтобы через пять минут все сидели в седлах, а артиллеристы – в повозках при упряжках. Выступаем!

И мы выступили…

⁂