Штуцер и тесак

– Пусть попробуют. Егеря укрыты за стенами – попади в них с седла! Да и стреляют они метче. Это в поле кавалеристы могут караколировать[52], здесь не выйдет. Спешатся и попробуют открыть ворота, дабы ворваться разом и перебить защитников – это лучшее решение при таких обстоятельствах. Следует позволить им ворваться во двор. И вот тут выпалят пушки. Затем вступят в дело егеря: выйдут из дома и дадут залп. После него – в штыки! К тому времени численность неприятеля сравнится с нашей или, возможно, уменьшится. В штыковом бою егерь сильнее спешенного кавалериста, да и ружье длиннее сабли.

– Я видел у них пики, – сказал Егор.

– Пешими ими не воюют, – покачал головой я. – Непривычны к этому кавалеристы.

– Добро придумал! – внезапно сказал Ефим. – Ай, врежем супостатам!

Он расплылся в улыбке, показав щербатый рот.

– Вы так воевали в Испании? – спросила графиня.

– Да, – соврал я. – Там только и спасения было: найти дом, укрыться в нем и отстреливаться от противника. Без пушек такую крепость не взять, а артиллерии у поляков нет.

– Принимая бой здесь, мы подвергаем опасности женщин, – неуверенно сказал Спешнев.

– Наталья Никитична и Аграфена Юрьевна покинут дом этой ночью вместе с дворней. Укроются где-нибудь. Незачем им находится под огнем.

– Это с чего ты стал распоряжаться в моем доме? – возмутилась графиня.

– Потому что хочу, чтобы вы жили, – отрезал я. – Негоже женщинам умирать под пулями. Да и нам, защитникам, на душе легче, когда вас нет за спиной.

– Мама! – воскликнула графинюшка.

– Ладно, – вздохнула помещица. – Будь по-твоему. Я-то смерти не боюсь – старая уже, да вот Грушу жалко. Худо ей придется без меня. Готовь свою диспозицию, лекарь – вижу, что разумеешь. Пойдем, дочка! Собраться нужно. Прошка, Яков, за мной! Егор и Ефим, остаетесь. Помогайте офицерам!

– В карете обложитесь подушками, – посоветовал я. – У вас спина больная, беречь нужно.

Графиня пристально посмотрела на меня, затем вдруг подошла, обхватила голову ладонями и поцеловала в лоб. После чего проделала то же со Спешневым, заставив того смутиться. Я бы предпочел подобный жест от Груши, но выбрать мне не дали.

– Егор, Ефим! – велела графиня, обернувшись к инвалидам и указав на нас. – Слушать их, как меня!

– Сделаем, матушка! – поклонились ветераны.

– Ну, что, – сказал штабс-капитан, после того, как дамы и лакеи ушли. – Начинаем готовиться. Егор, отправляйся в деревню и подымай егерей. Но прежде разбуди фельдфебеля – он где-то в доме спит, и пришли к нам. Передай егерям: ранцы не брать, только лядунки с патронами.

– Я еще мужиков подыму, – пообещал Егор. – Пусть берут вилы и ослопы[53].

– А пойдут? – засомневался Спешнев.

– Микитку им покажу, – сказал Егор. – Схожу за мальцом и вынесу его к усадьбе. Пусть глянут, что их детей ждет. Пойдут, ваше благородие, не сумлевайтесь.

– Только в поле со своими ослопами не лезьте, – посоветовал я. – Поляки вырубят, как капусту.

– Не боись, лекарь! – хмыкнул отставной унтер. – Понятие имеем. Не менее твоего воевал, а как бы не более.

Он напялил колпак на голову, взял фузею и вышел.

– А я заряды подготовлю, – сказал Ефим и заковылял следом.

– Ну что, Платон Сергеевич, – вздохнул Спешнев. – Угодили мы с вами, как кур во щи. Отдохнули, значит, лошадьми и провиантом разжились. Эх!..

Я взял со стола трубку – их, как и шкатулку с табаком, забыли унести, набил чашку и раскурил от снятой с канделябра свечи. Ядреный табачный дым продрал горло и привел скачущие мысли в порядок. Курение – гадость, конечно, но иногда помогает.

– Ничего, Семен Павлович! – сказал, вернув свечку на место. – Прорвемся!

⁂

С опушки усадьба выглядела покинутой: ворота закрыты, вокруг ни души – ни людей, ни животных. Маре приходилось бывать в гостях у местных помещиков – поляки принимали их радушно, и он помнил, что в усадьбах еще затемно начинается суета: бегают слуги, бредут мимо поместья выгоняемые на пастбища коровы, женщины несут воду на коромыслах, а из труб поварни тянется к небу дым. Здесь же ничего подобного не наблюдалось.

– Странно, – сказал он, складывая подзорную трубу. – Как будто все вымерли. Не нравится мне это. Как бы не засада.

– Просто русские еще спят, – улыбнулся капитан. – Ленивые скоты. Сейчас мы устроим им побудку.

Он повернулся к застывшей на опушке роте и указал рукой на усадьбу.

– Напшуд[54]!

Строй всадников сорвался с места. Набирая скорость, рота помчалась по лугу, оставляя на росной траве темный след. Когда последний всадник проскакал мимо, Маре дал шенкеля своему жеребцу и зарысил следом. Ему нет нужды присутствовать в первых рядах, пусть шеволежеры геройствуют – им за это награда обещана.

Расстояние от опушки до усадьбы рота преодолела в считанные минуты. Первые всадники подскакали к воротам и попытались запрыгнуть во двор, встав на седлах. В тот же миг створки окон второго этажа дома разлетелись в стороны, и из темных проемов наружу высунулись стволы с блеснувшими в утренних лучах солнца штыками.