Итак, только через жертвоприношение любви, действий и знания, в котором руководящим началом и жрецом является психическое существо, сама жизнь может быть преобразована и обрести свой подлинный духовный образ. Жертва знания, совершенная в правильном духе, несомненно, является самым большим и чистым подношением Высочайшему, однако для достижения духовного совершенства от нас в не меньшей мере требуется и жертва любви; она является даже более интенсивной и глубокой в своей целеустремленности и может стать не менее обширной и чистой. Интенсивность жертвоприношения любви может обрести эту чистую широту, когда все наши действия наполняются духом и силой беспредельной божественной радости и вся атмосфера нашей жизни наполняется всепоглощающим обожанием Единого, который есть Всё Сущее и высочайший Дух. Ибо лишь тогда жертвоприношение любви достигает высшего совершенства, когда, воздаваемое Божественному Целому, оно становится интегральным, всеохватывающим и безграничным и когда, вознесенное до Всевышнего, оно перестает быть тем слабым, поверхностным и преходящим чувством, которое называют любовью люди, и становится чистой, величественной и глубокой Анандой, объединяющей всё.
Хотя единственным законом нашего духовного существования должна быть божественная любовь к высочайшему и универсальному Божественному, это не означает, что все формы индивидуальной любви или чувство внутреннего родства, влекущее души друг к другу в проявленном существовании, должны быть полностью исключены. Необходимо психическое преображение, избавление от личин и масок Неведения, очищение от эгоистических ментальных, витальных и физических движений, поддерживающих прежнее низшее сознание. Любовь, одухотворенная благодаря божественному влиянию, ни в одном из своих движений не должна больше зависеть от ментальных предпочтений, витальных страстей или физических влечений. Это должна быть любовь души, которая узнает другую душу, – любовь, которая обретает вновь свою подлинную духовную и психическую сущность, используя ум, витал и физическое в качестве средств выражения и элементов проявления этого более великого единства. В результате такого внутреннего изменения индивидуальная любовь, естественным образом возвышенная и облагороженная, также преобразуется в божественную любовь к Божественному Обитателю, имманентно пребывающему в разуме, душе и теле, которые наполнены Единым, присутствующим во всех созданиях.
Любая любовь, которая является чувством благоговения и преданности, на самом деле всегда имеет за собой духовную силу, и, даже когда она выражается невежественным образом или обращена к ограниченному объекту, нечто от ее божественного великолепия проявляется на материальном плане, несмотря на примитивность ритуала поклонения и ничтожность целей, ради которых он совершается. Ибо любовь, которая является выражением внутреннего поклонения, это и устремленность, и средство приближения к духовной жизни одновременно: она даже в своих скромных пределах, очерченных Неведением, может помочь нам уловить проблеск пока еще в общем-то слепой и частичной, но поразительной реализации; ибо бывают моменты, когда не мы, но сам Единый любит и становится любимым в нас, и даже человеческая страсть может быть возвышена и освящена даже слабым проблеском этой бесконечной Любви и прикосновением этого безграничного Любящего. Именно по этой причине не следует презирать поклонение божеству, поклонение идолу, человеческому идеалу или образцу человеческого величия; ибо всё это – ступени, по которым человеческий род совершается восхождение, чтобы подняться к этой блаженной страсти и экстазу Бесконечного; и даже если они ограничивают Бесконечное, они предоставляют какой-то его образ нашему несовершенному видению, до тех пор, пока нам еще приходится использовать эти низшие ступени, вырубленные для наших стоп Природой, и проходить соответствующие стадии нашего прогресса. Поклонение тем или иным идолам или божествам в какой-то степени необходимо для развития нашего эмоционального существа, и человек знания никогда не спешит разрушать почитаемый образ, если не может заменить его в сердце преданного Реальностью, которую этот образ олицетворяет. Более того, обряды поклонения обладают такой силой только потому, что в них всегда есть что-то, что превосходит их форму, и даже когда мы достигаем в нашем поклонении какому-либо объекту наивысшего уровня, это нечто сохраняется и становится его продолжением или частью его всеобъемлющей целостности. Даже когда мы познали То, что превосходит все формы и проявления, наше знание остается несовершенным, а любовь – неполной, если мы пока еще не можем признать Божественное в живом существе и неодушевленном предмете, в человеке и человечестве, в животном, дереве, цветке, в творении наших рук, в Силе Природы, которая после этого воспринимается нами уже не как слепое действие некоего материального механизма, но как лик и энергия универсальной Шакти, – ибо во всем этом также скрывается присутствие Вечного.