Йога Рамакришны также была направлена только на внутреннюю реализацию внутреннего Божественного – не меньше, но и не больше. Я думаю, что Рамакришна, говоря о справедливом требовании садхака, предъявляемом Божественному, ради которого он пожертвовал всем, имел в виду требование, которое носило внутренний, а не внешний характер и было обращено скорее к внутреннему, а не к воплощенному в физическом теле Божественному; да ведь и требовал садхак полного духовного единства – это было требование, исполненное самоотдачи, исходящее от любящего Бога и ищущего Божественное, в ответ на которое Божественное также отдавало себя любящему и устремлялось ему навстречу. И здесь нечего возразить, ибо такое требование есть у всех ищущих Бога, но что касается конкретных способов осуществления этой божественной встречи, то, опираясь только на требования, мы не уйдем слишком далеко. Во всяком случае, моя цель заключается в реализации Божественного на физическом плане и я не согласен просто повторять опыт Рамакришны. Кроме того, насколько я помню, в течение довольно долгого времени он находился в уединении, погружаясь в себя, и далеко не всю свою жизнь провел с учениками. Вначале он обрел сиддхи в уединении, а когда из него вышел и стал принимать посетителей, то всего лишь за несколько лет его тело пришло в негодность. Думаю, он даже не противился этому, ибо, когда умирал Кешав Чандра, он высказал мнение, что духовные переживания должны разрушать тело. Но в то же время, когда его спросили, почему он заболел раком горла, Рамакришна ответил, что причиной этого являются грехи его учеников, которые он принял на себя и которые ему пришлось «проглотить». Я не могу быть удовлетворен, как он, только внутренним освобождением и я не могу согласиться ни с такими его идеями, ни с такими результатами, поскольку подобную встречу садхака с Божественным на физическом плане удачной не назовешь, пусть даже она озарит всю внутреннюю жизнь человека и полностью преобразит ее. Совершенно очевидно, что Кришна был проявлением Божественного и совершал великие деяния. Но я припоминаю отрывок из Махабхараты, где он жалуется на то, что его многочисленные последователи и почитатели делают его жизнь невыносимой, сетует на их постоянные требования и упреки, на несовершенства их непреобразованной витальной природы, которые он вынужден сносить. Да и в Гите он говорит об этом человеческом мире как о чем-то скорбном и преходящем и, вопреки своей доктрине божественного действия, кажется, почти соглашается с тем, что наилучшим решением было бы покинуть его. Традиции прошлого поистине велики, но на своем собственном месте, то есть в прошлом, и я не вижу оснований, почему мы должны лишь повторять их, а не идти дальше. В духовном развитии сознания на земле за великим прошлым неизменно должно следовать еще более великое будущее.