Теперь мы можем сделать передышку, чтобы обсудить, до какой степени они решили первичную проблему, с которой начала Гита. Может быть, полезно еще раз заметить, что сама проблема необязательно должна была подготовить вопрос о природе существования и переходе от обычной жизни к жизни духовной. Ее можно было бы рассматривать на прагматической или этической основе либо с интеллектуальной или идеалистической точки зрения, либо принимая во внимание все это вместе взятое; фактически это и был бы наш современный метод разрешения проблемы. Прежде всего, проблема сама по себе ставит конкретный вопрос: должен ли Арджуна руководствоваться этическим чувством личной вины в бойне или в равной степени этическим взглядом на свой общественный и социальный долг, защиту правого дела, на то противостояние, которого требует совесть от всех благородных натур по отношению к вооружившимся силам несправедливости и притеснения? Этот вопрос возник и в наше время, его можно решить, как мы его сейчас так или иначе решаем с позиции нашей обычной жизни и нашего обычного человеческого ума. На него можно ответить как на вопрос выбора между личной совестью и нашим долгом перед обществом и Государством, идеалом и практической моралью, «силой Души» и признанием того мучительного факта, что жизнь еще не протекает, по крайней мере полностью, в душе и что иногда неизбежно приходится браться за оружие в физической борьбе за правое дело. Все эти решения, однако, являются интеллектуальными, импульсивными, эмоциональными; они зависят от индивидуальной точки зрения и в лучшем случае представляют собой наш собственный надлежащий способ встречать проблему, встающую на нашем пути, надлежащий, потому что он соответствует нашей природе и стадии нашей этической и интеллектуальной эволюции, самый лучший, доступный нашему видению и исполнению благодаря свету, которым мы владеем; этот способ не ведет к окончательному решению. И так получается потому, что он проистекает из обычного ума, который всегда представляет собой сплетение различных тенденций нашего существа и может прийти лишь к выбору или примирению между ними, между нашим рассудком, нашим этическим существом, нашими динамическими потребностями, нашими жизненными инстинктами, нашим эмоциональным существом и теми более редкими движениями, которые мы, наверное, можем назвать инстинктами души или психическими предпочтениями. Гита признает, что с этой точки зрения не может быть абсолютного решения, только непосредственное, практическое, и после того, как Арджуне из наивысших идеалов его века предлагается лишь такое практическое решение, которое он не расположен принимать, да и, очевидно, не предполагается, что он его примет, Гита переходит к совершенно иной точке зрения и к совершенно другому ответу.