Шрамы, которые мы носим (ЛП)

Два месяца пролетели в мгновение ока – за бесконечными делами и обязанностями Сандор едва замечал, как идут дни. Восстановление Винтерфелла продолжалось - надвигающаяся зима подгоняла мастеров. Плотники и каменщики трудились день и ночь, и Клиган уже привык засыпать и просыпаться под стук молотков и перекрикивания во дворах замка. Он сопровождал Сансу и Большого Джона в их ежедневном обходе всей огромной территории Винтефелла и мог видеть, как быстро спорится работа. Между ним и Амбером возникло нечто вроде союза – зыбкого, но вполне мирного. Его предложения – неторопливые и обдуманные – теперь встречали не презрительные взгляды, но осторожное согласие.

Несмотря на тревогу Сансы, Сандор присоединился к отрядам знаменосцев и домашней гвардии во время их рейдов на Волчий лес, где они находили и уничтожали остатки людей Болтонов, Фреев и изредка – Железнорожденных. В первый раз за долгое время облачившись в полный доспех, он ощутил привычную свирепую радость и прилив сил, и его меч без устали разил направо и налево. Но с каждым разом, когда он уходил и возвращался к Сансе, обагренный чужой кровью и полный сурового удовлетворения, удовольствие все больше притуплялось. Понимание пришло к Клигану после очередной поездки: уставший, он лежал, положив голову на колени девушки, а пташка обнимала его и смывала кровь с его лица и волос. Человек, для которого убивать было слаще всего на свете – умер и не существовал больше. Теперь это была просто обязанность, работа, которую нужно было выполнять; и хотя Сандор по-прежнему оставался искусным мечником, прежняя жажда крови теперь стала лишь воспоминанием.

Так что он учился находить радость в другом. Одним из ее источников были краткие, тайные моменты наедине с Сансой, где-нибудь в темных коридорах или закоулках замка, когда они оба улучали минутку и сливались в торопливых и отчаянных объятиях, словно заново открывая для себя вкус поцелуев, запах кожи и очертания тел – груди и бедер, талии и плеч, рук и спины. Сандор пробирался в ее комнату по ночам так часто, как только мог, но большую часть вечеров усталость брала свое, и он засыпал, едва опустив голову на подушку и не успевая додумать мысль о пташке до конца.

Каждое утро заставало его во дворе оружейной, где младший Старк тенью следовал за Клиганом. Их занятия начали привлекать мальчиков возраста Рикона, а затем и постарше, и вскоре у него было уже немало учеников. Некоторые из взрослых мужчин поначалу маячили невдалеке во время этих уроков, и однажды, тот из них, кто чувствовал себя в тот день храбрее других, вызвал его на поединок; постепенно это вошло в обычай. Сандор легко побеждал их тупым мечом и тяжелыми кулаками, но эти победы не приносили ему заметного удовлетворения – зато он понемногу начинал видеть уважение на лицах обитателей Винтерфелла. Это уже было настоящей победой – и ее вкус был сладок.

Также Сандор стал находить удовольствие в том ощущении дружбы и братства, которое он замечал среди северян – то, чего он никогда не видел и в чем не нуждался в Королевской гавани. Здешние воины отличались от своих южных собратьев – шумные и разбитные, часто грубые и неуступчивые в своих мнениях и убеждениях. Они придавали мало значения обетам и титулам, но судили человека по его делам и характеру. Несколько раз у Клигана открыто требовали рассказать и объяснить его деяния на службе Ланнистеров. Он не скрывал и не отрицал ничего из того, что было правдой. В конце концов, все сочли, что Тихий остров если и не извиняет его, то по крайней мере объясняет, почему он стал тем, кем стал.

Старые боги тоже не были обойдены вниманием Сандора – он постигал их под руководством Сансы, Хоуленда Рида, но больше всего в этом преуспела одичалая по имени Оша. Через какое-то время он обнаружил, что почти каждый день заходит в богорощу, чтобы побыть там в тишине, стоя перед чардревом и чутко прислушиваясь. Со времени Перешейка содержание его молитв не изменились, но теперь он просил, чтобы все это было навсегда, а не просто на какое-то призрачное «время». Смелость его желаний росла и ширилась вместе с любовью к Сансе.

Останки лорда Эддарда Старка наконец были положены в фамильной крипте. Сандор присутствовал при этом, и потом, когда все ушли, остался с Сансой. Сидя рядом, он осушал ее слезы, гладил по волосам и шептал слова утешения. Еще несколько месяцев назад он не знал бы, что сказать ей в такую минуту, но теперь он лучше знал свою пташку и легко находил нужные слова.