Беллис встала и спустилась по крутой винтовой лестнице в центре ее круглой комнаты. Кроме Иоганнеса, в Армаде никто не знал, где она живет, а с ним она после той ссоры в ресторане ни разу не говорила.
Беллис медленно дошлепала до двери, подождала. Настойчивый стук раздался снова. Может, он пришел извиниться? Или снова накричать на нее? А хочет ли она его видеть, заново открывать двери для их дружбы?
Она поняла, что все еще сердится на него и в то же время немного стыдится.
Стук повторился, и Беллис сделала шаг вперед, напустив строгое выражение на лицо, готовая выслушать и выпроводить его. Но, распахнув дверь, она остановилась как вкопанная, челюсть у нее удивленно отвисла, подготовленная холодная отповедь замерла на ее губах.
На пороге, съежившись от холода и настороженно глядя на нее, стоял Сайлас Фенек.
Некоторое время они просидели в молчании, попивая принесенное Фенекем вино.
– Вам повезло, мисс Хладовин, – сказал он наконец, оглядывая убогий металлический цилиндр, ставший для нее домом. – Многие из нас, новеньких, обитают в гораздо худших условиях.
Она удивленно подняла брови, глядя на него, но он кивнул еще раз:
– Клянусь вам, так оно и есть. Разве вы не видели?
Конечно же, она ничего не видела.
– А где живете вы? – спросила она.
– Вблизи квартала Ты-и-твой, – сказал он. – В трюме клипера. Без окон. – Фенек пожал плечами. – Это ваши? – Он показал на книги, лежащие на кровати.
– Нет, – ответила Беллис и поспешила убрать их, чтобы не лежали на виду. – Мне оставили только мой блокнот. Забрали даже те книги, что я сама довольно-таки неплохо накорябала.
– У меня такая же история, – сказал он. – Оставили только мои записки – вахтенный журнал за долгие годы странствий. Очень не хотелось бы его потерять. – Он улыбнулся.
– И чем вы у них занимаетесь? – спросила Беллис.
Фенек в ответ снова пожал плечами.
– Мне удалось избежать всего этого, – сказал он. – Делаю то, что мне нравится. А вы работаете в библиотеке?
– Как? – резко спросила она. – Как вам удалось от них отделаться? И на что вы живете?
Некоторое время он молча смотрел на нее.
– Я получил три или четыре предложения… как и вы, вероятно. На первое я сказал, что принял второе, на второе – что уже согласился на третье, и так далее. Им все равно. На что я живу?.. Понимаете, сделать себя незаменимым гораздо проще, чем вы думаете, мисс Хладовин. Предоставлять услуги, предлагать людям то, за что они готовы платить. Главным образом, информацию… – Голос его стих.
Беллис, которая постоянно опасалась всяких заговоров и козней, была поражена его прямотой.
– Знаете, – сказал вдруг Фенек, – я вам благодарен, мисс Хладовин. Искренне благодарен.
Беллис ждала.
– Вы были в столице Салкрикалтора, мисс Хладовин. Вы слышали разговор между мной и капитаном Мизовичем. Вы, видимо, задавались вопросом: что же было в том письме, что так вывело капитана из себя и заставило его повернуть корабль? Но вы помалкивали. Уверен, вы понимали, что, когда Армада нас захватила, дело для меня могло обернуться крупными неприятностями. Но вы ничего не сказали. И я благодарен вам.
– Ведь вы ничего не сказали им, да? – добавил он с нескрываемой тревогой. – Как я уже сказал, я вам благодарен.
– Когда мы в последний раз говорили на «Терпсихории», – сказала Беллис, – вы мне сообщили, что для вас жизненно необходимо срочно вернуться в Нью-Кробюзон. И что же теперь?
Он неловко покачал головой.
– Преувеличение и… дерьмо собачье, – сказал он, подняв на нее взгляд, но грубое слово не вызвало у нее неодобрительной реакции. – У меня такая привычка – все утрировать.
Он махнул рукой, закрывая эту тему. Последовала неловкая пауза.
– Вы можете говорить на соли? – спросила Беллис. – Я так думаю, что для вашей работы это необходимо, мистер Фенек.
– У меня была возможность в течение нескольких лет совершенствовать свои познания в соли, – сказал он на этом языке. Говорил он легко и быстро, с непритворной улыбкой. Потом продолжил на рагамоле: – Да, кстати, у меня здесь другое имя. Вы меня очень обяжете, если будете величать Саймоном Фенчем – под таким именем меня здесь и знают.
– И где же вы выучили соль, мистер Фенч? – спросила она. – Вы говорили о своих путешествиях…
– Проклятье! – Вид у него был веселый и смущенный. – В ваших устах это имя звучит как ругательство. В этих комнатах называйте меня как хотите, мисс Хладовин, но снаружи прошу вас постараться. Рин-Лор. Я научился соли в Рин-Лоре и на границе Пиратских островов.
– И что же вы там делали?
– То же самое, что и везде, – сказал он. – Покупал и продавал. Я торгую.
– Мне тридцать восемь лет, – сказал он, когда они выпили еще немного, а Беллис подбросила топлива в печь. – Торговцем я стал, когда мне не было еще и двадцати. Я, чтобы вам было известно, уроженец Нью-Кробюзона. Родился и рос под сенью Ребер. Но за последние двадцать лет и пятисот дней не провел в этом городе.
– И чем вы торгуете?