Шрам

– До меня дошли слухи, – неуверенно начал он, – что Фенек действует из определенных питейных заведений…

– Король, позвольте мне, – прервал его Бруколак своим скрипучим голосом.

Все удивленно повернулись к нему. Вампир на сей раз выглядел неуверенно. Он вздохнул, выкинул свой быстрый язык, потом продолжил:

– Ни для кого не секрет, что у Сухой осени серьезные разногласия с правителями Саргановых вод по поводу аванка и пункта нашего назначения… о котором мы так пока ничего и не знаем, – добавил он, не скрывая вспышки гнева. – Однако, – он с вызовом обвел присутствующих своими коричневатыми глазами, – я надеюсь, никто не может упрекнуть Бруколака или любого из моих подручных в нелояльности городу – наша преданность абсолютна. Мы весьма сожалеем, что не смогли драться за Армаду в недавнем сражении… Я знаю, – продолжал он, – что мои подданные участвовали в схватке. У нас тоже есть потери, но не среди таких, как я. И мы это понимаем. Мы в долгу перед вами… Я знаю, где находится Сайлас Фенек.

В помещении раздались недоуменные восклицания.

– Откуда вам это известно? – спросила Любовница. – И давно ли вам это известно?

– Не очень, – ответил Бруколак. Он встретился с ней взглядом, в котором на сей раз не было видно высокомерия. – Мы выяснили, где Саймон Фенч отдыхает и печатает свои листовки. Но вы должны знать… – сказал он с неожиданным волнением. – Должны знать, что мы понятия не имели о его планах. Иначе мы бы никогда не допустили того, что произошло.

Волнение его было понятно. Он позволил «Саймону Фенчу» распространять свое влияние, печатать подрывные листовки и распускать вредные слухи, поскольку полагал, что жертвой его деятельности станут Саргановы воды, но никак не город в целом. Он не знал о том, что Фенек вызвал кробюзонский флот. Как Флорин и Беллис, он чувствовал свою вину в случившемся.

Беллис наблюдала за ними всеми, внутренне улыбаясь показному гневу Любовников. «Словно вы сами никогда такого – а то и еще чего похуже – не делали, – подумала она. – Словно все вы, сукины дети, не плетете таких вот интриг друг против друга».

– Я понимаю ситуацию, – прошипел Бруколак. – И хочу поймать этого негодяя не меньше, чем все вы. Вот почему для меня будет удовольствием, а также долгом арестовать его.

– Брать его будешь не ты, – сказал Утер Доул. – Его арестую я – и мои люди.

Бруколак обратил свои коричневатые глаза на Доула.

– Мне во многом будет проще, – медленно проговорил он. – Эта задача важна для меня.

– Ты не заслужишь таким образом прощения, мертвяк, – холодно сказал Доул. – Ты предпочел позволить ему без помех играть в его игры, и вот какой результат мы получили. А теперь скажи нам, где его найти, и на этом твое участие будет закончено.

На несколько секунд наступило молчание.

– Где он? – вскричала вдруг Любовница. – Где он прячется?

– Есть и еще одна причина, по которой найти его должны мои люди, – ответил Бруколак. – Он скрывается там, куда ваши бойцы не пойдут. Сайлас Фенек в Заколдованном квартале.

Доул даже не моргнул. Он в упор смотрел на вампира.

– Брать его будешь не ты, – повторил он. – Я не боюсь.

Беллис слушала с чувством стыда и медленно тлеющей ненависти к Фенеку. «Ах ты, сволочь, – думала она, и ее чувство справедливости торжествовало. – Посмотрим, как ты теперь выпутаешься».

Хотя он, видимо, по-прежнему оставался ее единственной надеждой на бегство, Беллис не могла позволить, чтобы этот хренов сукин сын врал ей, использовал ее. Она не допустит, чтобы это сошло ему с рук, чего бы это ей ни стоило. Лучше уж она отправится вместе с Армадой к Шраму.

«Ты должен был мне все сказать, сучий ты потрох, – думала она, наливаясь ненавистью. – Я тоже хотела – хочу – выбраться отсюда. Если бы ты сказал мне правду, если бы ты был со мной честен, если бы ты не использовал меня… то я, может, и помогла бы тебе, – думала она. – Мы могли бы сделать это вместе».

Но она знала, что обманывает себя.

Как бы ей ни хотелось выбраться отсюда, она не стала бы помогать Фенеку, знай она о его планах. Не стала бы в них участвовать.

Испытывая крайнее отвращение к себе, Беллис поняла, что Сайлас раскусил ее. Его работа состояла в том, чтобы знать, кому и что можно говорить, знать, как далеко готовы пойти окружающие, и, исходя из этого, лгать им. Он должен был решать, что говорить своим марионеткам.

Он был прав в отношении нее.

Беллис не могла забыть, как взбесился Утер Доул, когда она с Флорином пришла к нему.

Они рассказывали, а Доул смотрел на них; лицо его становилось все жестче и мрачнее, его глаза темнели. Беллис и Флорин, волнуясь, пытались объяснить ему, что ничего не знали, что их обоих использовали.