Шпион, который спас мир. Том 1

В июне 1944 года я был ранен и послан в Москву. Два месяца пролежал в госпитале. Меня выписали в июле, и я был готов вернуться на фронт. В то время я был майором, самым младшим полковым командиром на фронте. У меня было тогда два ордена; теперь у меня пять орденов и восемь медалей. Когда я должен был отправиться обратно на фронт, то услышал, что генерала Варенцова ранили, когда он ехал к генералу Коневу, и его переправили в Москву. Он лежал в так называемом «маршальском» госпитале в Серебряном переулке. У него было ранение в бедро, в результате чего одна нога стала короче другой. Четыре месяца он провисел в госпитале на растяжке. Он был моим командиром, и я привез ему подарки. Он уже хорошо меня знал и назначил своим офицером по связи с фронтом. Он хотел, чФобы я занялся этим, пока он выздоравливает. Варенцов обещал, что, когда мы вместе вернемся на фронт, он отдаст мне мой старый полк. Я сказал ему, что это было бы замечательно и, поскольку война скоро кончится и немцы будут разбиты, мне бы хотелось пойти в военную академию. Он сказал, что устроит это. Я много раз ездил на фронт и обратно, докладывая ему обстановку.

Первая жена Варенцова, Аня, которая умерла от туберкулеза, была очень красивой. Позже он женился на своей теперешней жене Екатерине Карповне. Он увел ее от одного ленинградского доктора, за которым она была замужем. В это время его мать Екатерина и две его дочери находились во Львове (Западная Украина). Пока маршал лежал в госпитале, они жили на Пушкинской улице. Им трудно было доставать еду и топливо. Так я стал заботиться о его семье; маршал не только был хорошим человеком, я знал, что он сторицей отдаст мне за то, что я для него сделал. От первого брака у маршала была дочь Нина. Когда Варенцов стал поправляться, маршал Конев потребовал его скорейшего приезда на Первый Украинский фронт, чтобы возглавить артиллерию. Муж Нины был расстрелян вместе с двумя другими людьми, которые были замешаны в спекуляции во Львове. Ее муж — майор Лошак, еврей, — которого она очень любила, был обвинен в спекуляции. Им предъявили обвинение в саботаже и подрыве сил Красной армии. Было доказано, что сам Варенцов не имел личной заинтересованности в каких бы то ни было делах «черного рынка», но его обвинили в политической близорукости, в том, что он допустил такие дела у себя под носом. Его вызвали к министру обороны, который сделал ему выговор. Тем не менее министр закончил словами: «Давайте забудем эту историю. Возвращайтесь на фронт».

Его дочь Нина работала младшей медсестрой в военном госпитале. Когда ее мужа расстреляли, она была вне себя от горя, но вернулась на работу. В коридоре она увидела раненого летчика, который ждал приема врача. Она подошла к нему, выхватила пистолет из кобуры и застрелилась.

Я продал свои часы и поехал во Львов, чтобы ее похоронить. Купил ей черное платье и гроб. Когда Варенцов возвращался поездом на фронт, я был с ним и именно тогда рассказал о несчастье, которое произошло с его дочерью. Его это глубоко потрясло. Это было в марте 1944 года. Когда мы вернулись на фронт, маршал, зная, что я для него сделал, сказал: «Ты мне как сын».

Позже он дал мне 5000 марок и попросил заказать в Вене самый лучший памятник на ее могилу во Львове. Три месяца спустя Варенцов получил звание Героя Советского Союза^{64}. Во всяком случае, он косвенно, через меня, и ваш хороший друг. Я собираюсь купить ему дорогие часы и сделаю надпись на память от себя и жены. Я могу сфотографировать эти часы и прислать вам фотографию ^{65}.

Варенцов поддерживает меня до сих пор, и отчасти это благодаря ему я нахожусь сейчас с вами. Еще вчера они сомневались, посылать меня сюда или нет. И хотя ваша виза у меня была готова уже 8 апреля, в Центральном Комитете еще вчера никак не могли решить, надо меня посылать или нет. А все из-за того, что мой отец был белым офицером. С другой стороны, я отличился за время всех трех военных кампаний. Я был награжден, и по партийной линии у меня никаких нареканий нет. Если бы не отец, я не был бы в таком положении. В общем-то, однажды меня собирались назначить военным атташе в Индию, но не разрешили, хотя я был уже абсолютно готов поехать. Я выучил необходимые коды и шифры[16]. Я должен был работать резидентом^{66}.

Меня не пустили и вместо этого перевели в другое место, в этот Комитет. Работа, конечно же, имеет отношение к разведке, но к более пассивной ее стороне, а именно к работе с иностранными делегациями с целью получения информации — при возможности, похищение ценных документов и, конечно же, всегда существующее задание вербовки кого-нибудь из членов зарубежной делегации. Во всяком случае, насколько мне известно, до сих пор случаев вербовки не наблюдалось^{67}.