Шоу в жанре триллера

Оставалось только торжественное вручение аттестатов зрелости и выпускной вечер. Марта хотела как можно быстрее получить свою корку с гербом социалистической Герцословакии, вернуться домой, плотно наесться, улечься в постель и заснуть. Или мечтать о том, как она сможет взять под контроль свой дар. Это было ужасно интересное явление с точки зрения физики, такого по канонам современной науки просто быть не могло.

Марта же была живым опровержением всех догм, теорий, диссертаций. Дар пока что, как ураган, был неконтролируем, но Марта верила: настанет день, и она снова при помощи воли и злости ниспошлет на кого-нибудь пламя. И пламя будет ей подчиняться!

В тот июньский день, незадолго до ее восемнадцатого дня рождения, когда проходило вручение аттестатов, с самого утра зарядил нудный дождик. Под вечер он постепенно перерос в настоящую летнюю бурю. Марта плелась от дома под зонтом, который, как назло, сломался, и она насквозь вымокла.

Расшитое стеклярусом розовое платье с рюшечками и бантиками прилипло к телу, голова походила на швабру. Марта тщетно попыталась привести себя в порядок, но не смогла. Ей ужасно не хотелось идти в большой актовый зал на втором этаже, из которого доносилась бравурная музыка и задорный смех. Марта надеялась, что ее просто не заметят, как это было в течение последних десяти лет.

Ее одноклассники на самом деле не обращали ни малейшего внимания на Марту.

Зато их родители с ужасом рассматривали забившуюся в дальний угол Марту. Девушке было ужасно неуютно под ехидными косыми взглядами, но она утешала себя тем, что всего полчаса, может быть, час, и…

И она больше никогда не увидит тех, кто издевался, кто презирал и третировал ее. Она уедет из этого городка и никогда в него не вернется!

Торжественная церемония началась: последовали пышные, цветистые речи о том, что сегодня важный день в судьбе выпускников. Замелькали цитаты из классиков марксизма-ленинизма, ссылки на уважаемого и горячо любимого товарища Хомучека…

Марта сидела в неудобном кресле. Ее тело не помещалось полностью на стандартном сиденье, а лишний раз двинуться она боялась, потому что тогда по залу разнесется предательский скрип. Уже несколько раз на нее выразительно смотрели, а у Марты затекла спина сидеть в одном и том же положении.

Директор и классные руководители вспоминали школьные годы, у некоторых мелькали на глазах слезы. Марте сделалось смешно. Она знала, что все это – фальшивая, но хорошо отрепетированная постановка – обе стороны, и учителя, и бывшие ученики, хотят как можно быстрее избавиться друг от друга, но требовалось соблюсти целый кодекс приличий и неписаных правил.

С помпой вручали золотые и серебряные медали. После ударников учебы на сцену под несмолкающие аплодисменты и выкрики родителей стали подниматься один за другим простые смертные.

Марта с тоской смотрела в окно. Небо сделалось иссиня-черным, сверкали молнии, гроза не прекращалась. Она любила такую погоду, иногда даже выходила на улицу и под дождем, в гордом одиночестве, прогуливалась по старому парку. Никого рядом не было, и она могла, не опасаясь насмешек или косых взглядов, наслаждаться насыщенным свежестью и свободой воздухом. Она даже на несколько мгновений забыла, что происходит в актовом зале, и поэтому, когда завуч назвала ее фамилию, Марта вначале не расслышала.

– Митюхович! – повторила завуч, в беспокойстве оглядывая зал. Марта встрепенулась, и тотчас ее лицо залилось густой краской стыда. Все уставились на нее, кто с удивлением и жалостью, а кто с презрением и ненавистью.

Завуч поманила ее на сцену. Марта не хотела, чтобы на нее все глазели, но так получилось, что ей пришлось в полной тишине пройти через весь актовый зал. Вначале она никак не могла протиснуться через узкий проход между сиденьями, поэтому чей-то родитель поспешно поднялся и отодвинул ряд скрепленных между собой кресел. Последовали первые смешки. Марта шла к сцене, низко опустив голову. Еще минута – и она, с аттестатом, который сделает ее свободной, скроется из школы. Но эту минуту предстояло пережить. О, как был прав Эйнштейн: час в объятиях любимой кажется секундой, а секунда на раскаленной сковородке – часом. Именно так – будто на раскаленной сковороде – ощущала себя Марта в тот момент.

Перед самой сценой она едва не споткнулась, задев ногой о складку ковровой дорожки. Смешки превратились в хохот. Спиной Марта чувствовала всеобщее негативное настроение, которое било ее по затылку, отражаясь болью в голове. Пришлось идти по дощатой сцене к директрисе, которая вручала аттестаты.

Доски натужно затрещали, и Марте показалось, что этот звук транслируется усилителями на весь актовый зал. Наконец она замерла перед директрисой. Та пожала ей руку, вручила заветную корочку. Марта глубоко вздохнула, чувствуя, что подмышки у нее взмокли. Она выдержала!

– Вий! – произнес чей-то басок из полутемного зала – на сцену были направлены софиты, а ряды тонули в сгущающейся июньской мгле.

Марта вздрогнула, как будто обожглась. На лице директрисы застыла улыбка. Ей не хотелось скандала на выпускном вечере.