Шоссе Линкольна

— Почему бы и нет. Ты заслужил.

Двадцать минут спустя я бродил между прилавками хозяйственного магазина и думал, что его назвали так потому, что в нем есть все, что изредка может пригодиться по хозяйству, кроме того, что действительно необходимо. Как будто кто-то перевернул дом и тряс, пока не вывалилось все, что не пригвоздили к полу: дуршлаги, прихватки, кухонные таймеры, губки, щетки, мыло, карандаши, бумажки, ластики, йо-йо, резиновые мячи. Окончательно рассвирепев, я наконец спросил у владельца, нет ли у них кувалды. Он не смог предложить ничего лучше фигурного молоточка и пары отверток.

Когда я вернулся к дому, Вулли уже поднялся наверх, так что я пошел с инструментами в кабинет. С час, наверное, долбил я по этой штуковине — рубашка промокла от пота, а сейф будто курица лапой поцарапала.

Еще час я искал в кабинете код. Подумал, что такой хитрый старый делец, как мистер Уолкотт, не станет легкомысленно полагаться на переменчивую память, когда дело касается кода от сейфа. Тем более если учесть, что прожил он больше девяноста лет. Наверняка куда-нибудь его записал.

Начал я, естественно, со стола. Поискал в ящиках ежедневник или записную книжку, на последней странице которой можно записать важную комбинацию цифр. Затем вытащил ящики и перевернул, чтобы посмотреть, не записал ли он ее на дне. Посмотрел под настольной лампой, перевернул бюст Авраама Линкольна (хотя он и весил фунтов двести). Затем пошел к книгам и стал пролистывать каждую в поисках припрятанного листочка. Этим я занимался до тех пор, пока не понял, что все их я до конца жизни не пролистаю.

Тогда я решил разбудить Вулли — спросить, в какой спальне спал его прадед.

Пару часов назад, когда Вулли сказал, что вздремнет, я не придал этому значения. Как я уже говорил, он неважно спал той ночью, а потом разбудил меня на рассвете, чтобы скорее уехать. Так что я подумал, что он именно спать и собирается.

Но, стоило мне открыть дверь, и я все понял. В конце концов, доводилось уже однажды стоять на пороге. То же стремление к порядку: вещи Вулли рядком стояли на комоде, а обувь — у изножья кровати. Та же неподвижность: ее оживляло лишь тихое колыхание занавески и бормотание приемника — шел выпуск новостей. То же выражение лица: как и у Марселина, лицо Вулли не излучало ни радости, ни печали — разве что умиротворение.

Рука Вулли упала с кровати — видимо, когда это произошло, Вулли был уже слишком далеко от мира или ему было слишком безразлично, и сейчас пальцами она касалась пола, как тогда в «Хауарде Джонсонсе». И, как тогда, я положил его руку на место — на этот раз скрестив обе на груди.

И вот, подумал я, дома, машины и Рузвельты — все рассыпалось в прах.

— Где силы брал он, чтобы жить так долго?[9]

Уходя, я выключил радио. Но потом снова включил, подумав, что Вулли будет приятно, если реклама составит ему компанию в ближайшие пару часов.

Тем вечером я съел банку консервированной фасоли и запил ее теплой «пепси-колой» — больше ничего на кухне не нашлось. Спал я на диване в Большой комнате, чтобы не тревожить дух Вулли. А проснувшись утром, сразу принялся за работу.

За следующие несколько часов я, наверное, тысячу раз ударил по этому сейфу. Бил обычным молотком. Бил крокетным. Попытался даже ударить бюстом Абраши Линкольна, но его было неудобно держать в руках.

Часов около четырех решил пройтись до «кадиллака» в надежде найти там монтировку. Но, выходя из дома, заметил на козлах перевернутую лодку с порядочной дыркой на носу. Сообразив, что ее положили туда для починки, я пошел в сарай за каким-нибудь годным орудием. И конечно, за веслами и каноэ оказался верстак с уймой ящиков. Полчаса, наверное, потратил, обшаривая каждый уголок, но там была одна мелочовка — пользы столько же, сколько от той из хозяйственного магазина. Вспомнив, как Вулли говорил о ежегодных семейных фейерверках в Адирондакских горах, я перерыл весь сарай в поисках взрывчатки. И когда уже почти вышел оттуда, чувствуя себя морально поверженным, увидел на стене висящий на двух крючках топор.

Посвистывая, как заправский лесоруб, я вальяжной походкой прибрел обратно в стариковский кабинет, занял позицию перед сейфом и стал долбить. И десяток раз не ударил, как в комнату вдруг откуда ни возьмись влетел Эммет Уотсон.

— Эммет! — воскликнул я. — Как же я рад тебя видеть!

Это была правда. Если кто из всех моих знакомых и мог найти способ пробраться в сейф, так это Эммет.

Не успел я рассказать, что происходит, как разговор принял несколько нежелательный оборот — и это понятно. Эммет приехал, пока я был в сарае, никого дома не нашел, поднялся на второй этаж и увидел Вулли.

Его это, очевидно, потрясло. Скорее всего, он и труп никогда не видел — уж точно не труп друга. Так что я не мог всерьез винить его в том, что он наехал на меня. Именно это обычно и делают потрясенные люди. Они набрасываются с упреками. Набрасываются с упреками на тех, кто подвернется, — а учитывая человеческую привычку собираться в коллективы, под рукой обычно оказывается друг, а не враг.