Шопинг в воздушном замке

— Нет, — напряглась я.

— У Ксении началась аллергическая реакция, она не поняла, что с ней происходит, побежала охладить зудящую кожу в речке, прыгнула в холодную воду, и у нее остановилось сердце. Так сказать, совмещенные причины смерти: бурно развивающаяся аллергия и резкая смена температуры тела, вызвавшая сбой сердечного ритма. При вскрытии обнаружили аспирин и следы антибиотика пенициллинового ряда, название препарата эксперт не определил.

Я посмотрела в лицо Фоминой.

— Рита!

— А?

— Вы не сложили два и два? Алена помогает Павлу поступить в институт и умирает. Жанна погибает после того, как получает наследство, и Павел становится владельцем состояния, которое позволяет ему начать свой бизнес. Ксюша тонет, едва Исидор добился оформления нужных бумаг для зятя. И все дамы к моменту смерти болели простудой, пили антибиотик!

— Еще аспирин, — по-бухгалтерски занудно напомнила Рита.

— Ацетилсалициловой кислотой нельзя отравить, — отмахнулась я.

— Смотря кого, — возразила Фомина, — меня так запросто. Приму полграмма, и можно гроб заколачивать!

Глава 30

— После смерти Ксении Павел и придумал историю про семейное проклятие? — спросила я у Фоминой.

Рита встала, прошлась пару раз по комнате и снова опустилась в кресло.

— Нет. Он эту глупость нафантазировал, когда в московской школе учился.

— Господи, да зачем?

Фомина посмотрела на меня.

— Вы из какой семьи?

— Из обычной. Папа военный, генерал, мама певица, я поздний ребенок, после моего рождения мать оставила сцену.

Рита неожиданно звонко рассмеялась.

— Это не простая семья! Вот когда папа лупит с пьяных глаз маму и вышвыривает детей на мороз, тогда обычная. Вам нас не понять.

— Я попытаюсь!

Бухгалтерша легла грудью на стол.

— Ладно. У Паши никого не было, мать не в счет, он ее с раннего детства не видел, да и встречаться не хотел. В интернате его унижали, били, шпыняли. Ясное дело, Брыкину захотелось состряпать себе красивую биографию. Родителей-дипломатов и бабушку с особняком мы вместе придумали, Пашка о родных в новой школе рассказал и сразу выделился — там на сорок человек тридцать восемь из неполных семей было, а он прямо король вокзала. Ну и пошел врать! Начитался про Анголу, кое-что вызубрил наизусть, доклад на уроке географии сделал, через слово повторял: «Я сам лично дворец (дом, парк, памятник) видел».

— И его не разоблачили?

— Кто? Дети из его класса по заграницам не катались, слушали новичка, разинув рот. Паше понравилось, и он еще больше врать начал. Как же, впервые оказался не последним у батареи!

— Все равно какая-то странная выдумка про родовое проклятие.

Рита протянула руку к бутылке с минералкой.

— Один раз их класс потащили в Останкино. В школьную программу входит посещение одного музея в год, вот ребят и повезли в Шереметьевский дворец. Экскурсовод попалась знающая, всякие истории рассказывала и, в частности, подчеркнула, что в каждой дворянской семье существовала некая легенда. Правда она или нет, неизвестно, но все члены фамилии верили в нее. Допустим, у Мордюковых было поверье, что все девушки должны идти под венец в зеленом, иначе счастья не будет. А вот у современных москвичей, заметила экскурсовод, с семейной историей плохо, и спросила, кто из ребят может рассказать о своих предках.

— Хороший вопрос, если учесть, что у подавляющего числа школьников не было отцов, — скривилась я.

Фомина кивнула.

— Баба совершила бестактность. Дети молчали, вот тут Паша и выступил. Слушайте, говорит, нашу легенду…

Селезнев был так поражен рассказом одноклассника, что всю дорогу до дома в себя прийти не мог, повторял:

— Вот какая у тебя, Паша, семья! А мне похвастаться нечем.

Брыкин приехал в Гоптево и сказал Рите:

— Представляешь, понесло меня, словно ветром подхватило! Говорю как написанное читаю. И откуда только фантазия взялась? Имена напридумывал — Филимон, Даша, Петр и прочие.

— Может, тебе книги писать надо? — предположила Рита.

— Таланта нет, — хмыкнул Павел, — одноразовый припадок случился. Сплошное удивление! Ну да ладно, скоро все мою байку забудут.

Помнили ли одноклассники байку Брыкина, осталось неизвестным, Паша ни с кем из них после выпускного вечера не встречался. В друзьях у него остался только Селезнев. Павел многократно пытался избавиться от Григория, порой откровенно хамил ему, но Селезнев не замечал этого и без конца твердил:

— Пашка, ты великий человек!

И именно Селезнев после кончины Алены сказал другу:

— Проклятие работает, Павел, не женись больше…

Я вздрогнула.

— Постойте, Рита, ведь получается, что Брыкин напророчил тогда смерть своих будущих жен!

— Вроде так, — кивнула Фомина. — С Пашкой случилась странная вещь — придумал ложь и сам же в нее поверил. Знаете, после похорон Ксюши он мне сказал: «Если еще раз соберусь в загс — пристрели меня!» Я, помнится, посмеялась, мол, не боюсь примет, а Паша испуганно возразил: «Похоже, в нашей семье и впрямь есть проклятие. Не зря меня тогда в музее прорвало, память предков спонтанно вылезла».