– Ты купил камеру смерти? – подскочил Исидор. – А мне не сказал?
– Подарили на День Победы, – неуверенно ответил Мотя, – как ветерану.
– Выбрось немедленно! – приказал Исидор.
– Если Паша поместит голову в печку, – Мотя проигнорировал приказ друга, – мы поставим маленькое время, и получится чудно.
– После того как одна глупая американка решила высушить в СВЧ-печке кота, а вынула оттуда его трупик, изготовители стали писать в инструкции: «Использовать только для приготовления пищи», – быстро сказала я. – У нас и правда может получиться «камера смерти»!
– Не хочу! – заорал Брыкин. – С ума посходили? Думайте! Гриша! Эй, Гриша!
Селезнев не отвечал, я смекнула, что вдовец пошел в туалет, на кухне его сейчас не было.
– Шевелите мозгами! – замотал головой Павел. – Не сидеть же мне так, пока яичница протухнет!
– Нагреть духовку, и пусть Павел туда башку засунет... – Мотя потер руки.
– Утюг на глазунью поставить... – задумчиво протянула я. – Или подуть феном...
– Обмотать голову пластиковым мешком, приклеить его к шее, привязать шланг и подать по нему газ от выхлопной трубы машины... – воодушевился Мотя.
– Если поблизости есть парикмахерская, можно использовать сушку для волос, – предложила я «дамский» вариант.
– Глупости! – безапелляционно отмел эту идею Мотя.
– А удушить Павла выхлопными газами умно? – не осталась я в долгу.
– Олечка ухаживала за своим лицом, – ни к селу ни к городу вдруг изрек Исидор. – Делала маски – допустим, растирала желток с маслом, наносила на кожу и ждала полчаса.
– Предлагаешь считать происходящее косметической процедурой и надеяться на благотворный эффект? – обозлился Брыкин. – Занятие, достойное Клары. Это она постоянно Гришке внушала: не дергайся, все приходит лишь к тому, кто умеет ждать. Сделала из Гришки тряпку, ноги об него вытирала. Снимите эту гадость!
– У Олечки, – не обращая внимания на Брыкина, продолжал Сидя, – была машинка, чтобы кожу распаривать. Пластиковый шар с отверстием.
– Аппарат для чистки! – подпрыгнула я. – Он нагревается, выделяется пар, который расширяет поры. Где вы храните замечательный прибор?
– В библиотеке, – ответил Сидя. – Если тебя не затруднит, принеси его, он стоит в собранном виде за диваном, который находится возле торшера.
Последние слова я услышала на бегу. Странный, однако, вопрос задала я математику по поводу местонахождения косметического аппарата. Ясное дело, что в этом доме он непременно должен был пребывать в непосредственной близости от произведений Апулея, Тацита и Гомера! Конечно, не в ванной же его держать, там живет автоматическое тестомесительное устройство.
В библиотеке витал одуряющий аромат – в букете, который поместил в вазу Григорий, было несколько белых лилий. Я начала отчаянно чихать, моментально заломило виски. Вот моя подруга Катюша обожает вонючие растения, а у меня от них начинается сенная лихорадка. Надо поскорее отыскать нужный прибор и бежать отсюда. Я сделала пару шагов по направлению к дивану и наткнулась на странного вида темный столик. Он зашевелился.
– А-а-а! – заорала я.
– Не надо шуметь, – сказал столик и выпрямился.
– Григорий, что ты тут делаешь? – возмутилась я.
– А ты? – немедленно задал вопрос Селезнев.
– Пришла за аппаратом для распаривания кожи, он за диваном.
– А мне пришла в голову идея про синюю лампу, которой детям насморк лечат. Слышала про такую?
Я улыбнулась, припоминая:
– Да-да, такой рефлектор с синей лампой. Его подключают к розетке, ребенок подносит его к лицу, и приятное тепло нагревает нос. У нас тоже был такой, помогал лучше капель.
– Он где-то тут, – закряхтел Григорий, – под Новый год я его видел.
Я встала на колени и заглянула под диван и кресла. В конце концов сказала:
– Ничего. Нашла только пуговицу. Белую, от мужской сорочки.
– Это я ее потерял, пока ползал, – объяснил Григорий. – Давай сюда.
Сунув пуговицу в карман брюк, Селезнев ткнул пальцем в коричневый шар со шнуром.
– Ты за ним пришла?
– Тащи его на кухню, – обрадовалась я, – аппарат для чистки кожи лица намного лучше маломощной синей лампы.
Через четверть часа Павел, красный то ли от злости, то ли от воздействия желе-эмульсии, избавился от яичницы и уехал. Сидя и Мотя, прихватив бутылку с этикеткой «Московское экстра», убежали в кабинет. Я хотела предложить так и не позавтракавшему Григорию бутерброды с сыром, но тут зазвонил домашний телефон. Из трубки раздался женский голос:
– Позовите Павла.
– Его нет, – ответила я, пытаясь сообразить, где слышала это красиво окрашенное контральто с чуть хрипловатыми обертонами. – Простите, что передать Брыкину?
В ответ послышались гудки. Я опустила трубку старомодного аппарата на рычаг-рогульку и вдруг поняла – поговорить с Павлом хотела та самая шантажистка, которая по вечерам тайком приходит к нему за деньгами. Меня затрясло от возбуждения.
– Что-то случилось? – насторожился, глядя на меня, Селезнев.
А я с тоской посмотрела на допотопный телефон – никакого определителя в нем, естественно, нет.
– Что-то случилось? – повторил Селезнев.
– Нет, – через силу ответила я.
– Но вы переменились в лице.