Шоколадница

–Да, милая моя. Я не такой сладкий художник, как Лиотар. От таких работ не тают от восторга все те, кто их видит. Я мало кому нравлюсь. Но, понимаешь с тех пор, как появилась фотография, у художников исчезла необходимость создавать по заказам лакированную действительность. Время Лиотаров давно прошло. Но тебе ещё рано вникать во всё это. Нужно ещё несколько лет прежде, чем ты начнёшь разбираться в том, что такое искусство, что такое псевдоискусство, какова правда искусства. А может задумаешься над тем, что стоит ли художнику, ради куска хлеба, подстраиваться под вкусы толпы.

* * *

Я старался организовать нашу жизнь на селе так, чтобы Мирре было предельно комфортно. Я был жаворонком, она – совой. Поэтому, позавтракав с утра пораньше, я к десяти часам накрывал стол для неё. Молоко, мёд, сливки, ягоды и конечно же моя фирменная яичница ждали её пробуждения. Если она не появлялась вовремя на кухне, я начинал петь. Я переиначивал слова и каждая песенка выглядела уже как приглашение к завтраку. Она просыпалась, умывалась и садилась за стол. Для меня это уже был второй завтрак. Потом я начинал рычать как собака и говорил:

– Ваш верный пёс просится на прогулку. Не окажете ли Вы ему такую честь?

Мы гуляли. Долго. Независимо от погоды. Хорошая или плохая, дождливая или ветреная – нам это было неважно. Мы должны были прошагать свои пять километров. Мы много чего обсуждали на наших прогулках. Это были разговоры ни о чём и обо всём. Обед уже ждал нас, когда мы, усталые и раскрасневшиеся, возвращались домой. Наша соседка каждый раз радовала нас своими кулинарными шедеврами. Она мыла посуду и уходила. Ужин всегда я готовил сам. Мне было очень важно, чтобы Мирра правильно питалась. Живот её стал просто огромным и уже мешал ей. Мы вместе делали гимнастику для беременных и учились дышать.

Внешне всё выглядело так, что Мирре было сытно, тепло и комфортно. Что творилось у неё в душе, конечно же, никто, кроме неё, не знал. Она вся была закрыта на тысячи замков, а ключи давно были утеряны. Я старался её развеселить. Притаскивал какие-то диковинные ягоды и цветы, сооружал из них фантастические композиции. Лепил каких-то сказочных персонажей. Не только ближние, но и дальние соседи приносили там какие-то подарки. Ведь каждый из жителей этого села хотел внести свою лепту в то, чтобы будущая роженица была полна сил и энергии. Раз в месяц к нам приезжала врач, которая вела беременность. Мирра на все эти мои хлопоты взирала с какой-то отстранённой улыбкой и говорила:

– Ну, откуда ты столько знаешь? Ты же не врач, а художник. Да и перестань так трястись надо мной. Я не больна. Я просто беременна.

Наш малыш родился в новогоднюю ночь. Шёл снег. Дул сильный ветер. И конечно же, никакая «Скорая помощь» добраться до нашей деревушки так и не смогла. Она приехала только под утро. Малыш уже был вымыт, накормлен, спеленат и лежал в той самой колыбельке, в которой когда-то лежал я сам. У меня было такое ощущение, что соседская бабка, всё время хваставшая тем, что это именно она обрезала мне когда-то пуповину при рождении, страшно гордилась тем, что она вновь оказалась столь востребованной. Говорят, что мама с папой тогда приехали сюда на три дня. Просто отдохнуть, походить по горам, надышаться воздухом этих мест. Но мне, видимо, здесь очень понравилось и я решил вылезти наружу на пару месяцев пораньше. Так вот и получилось, что и я, и наш малыш появились на свет в одном и том же селении. И это было просто замечательно.

Сотовая связь в деревне, практически, не ловила. Но у нас был классический стационарный телефон и мы поддерживали связь и с её, и с моими родителями. Так как у меня была репутация чудака, то никто не расспрашивал о том, почему у нас не было традиционной свадьбы. Мама с папой были настолько безумно рады, что, наконец то, я не один, что не задали ни одного вопроса. Лишь радовались тому, что у них появился внук. Потом мы выяснили, что в селе есть несколько точек, где связь всё же ловит. Пару раз мы смогли даже дозвониться. Словом, мой план с женитьбой сработал без сучка и задоринки. И я был безмерно рад этому.

* * *

Беспокоило лишь одно. Уже приближался сентябрь. Мирре надо было идти на занятия в университет. Видимо нам всем нужно было перебираться в город. Тогда я задал вопрос, который уже давно мучил меня.

– Ты хочешь вернуться к нему? Хочешь снова с ним встречаться?

Я ожидал увидеть какую угодно реакцию. Но не эту. У неё началась самая настоящая истерика. Ни понять, ни унять этот кошмар я не мог. Пробовал напоить её водой, дать ей сердечные капли… Всё было бесполезно.

И тогда я перестал её успокаивать. Ушёл в мастерскую. Оставил её одну. Истерика как-то сама собой сошла на нет. Но ещё три дня Мирра не могла найти себе места. На четвёртый день, вечером она пришла ко мне, когда я пытался поймать на полотне последние лучи уходящего солнца. Сначала рассеяно наблюдала за тем, что творится у меня на холсте, а потом тихо попросила:

– А можно нам поговорить? Прошёл почти год, а ты всё ещё ничего не знаешь.